— Как это? Какую фамилию?
— Мою, — сказал Геннадий Ильич.
Ольга уставилась на него взглядом женщины, которая боится поверить услышанному.
— Это… — Она сглотнула, подбирая слова. — Это предложение?
— По-моему, да, — сказал он. — Без колечка в коробочке и вставания на колено. Но на полном серьезе.
— Безрассудство, — пробормотала Ольга. — Ты из-за меня это надумал?
— Почему нет? Ты того стоишь.
Геннадий Ильич улыбнулся. Она — нет.
— Я тебе благодарна, — сказала она. — Честно. Очень благодарна. Но…
— Все плохое люди приберегают до «но». Ты не исключение.
— Гена, — начала она. — У нас нет будущего. Зачем нам жениться? Чтобы переписываться в заключении? Чтобы носить цветы на могилы? Рано или поздно все закончится, и закончится плохо. — Ольга посмотрела ему в глаза. — Ты сам знаешь. Не получится у нас долго воевать со всеми бандитами города.
— А мы и не будем.
И снова ей показалось, что она ослышалась.
— Не будем? — переспросила она.
— Нет, — подтвердил Геннадий Ильич. — Мы не самураи и не смертники. К черту! Предлагаю сойти с тропы войны. Поквитались, как могли, и хватит. Если, конечно, ты не против.
— Я тоже об этом думала, — призналась Ольга. — Только не знала, как тебе сказать. Не бросать же тебя на полпути. Мне казалось, ты решил идти до конца.
— Конец известен, — пробормотал он. — Не нужно нам с тобой такого конца. Повоевали — и будет. Мертвые — к мертвым, живые — к живым. Кажется, что-то такое в Библии сказано.
— Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, — процитировала Ольга. — И еще: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Это из Евангелия.
— Вот и возьмем это себе в качестве девиза. Слоган, выражаясь современным языком.
— Я за!
— Решение принято единогласно, — кивнул Геннадий Ильич.
— В таком случае нам не обязательно встречаться с Аликом, — сказала Ольга. — Зачем нам взрывчатка? Пусть сам взрывает, кого хочет. У него своя жизнь, у нас — своя.
— А вот тут я с тобой не согласен.
— Да? Почему, интересно?
— Он опасен, — сказал Геннадий Ильич. — У меня профессиональный нюх на подобных типов.
— Тем более, — сказала Ольга. — Если Алик опасен, то разумнее держаться от него подальше.
— Это все равно что жить рядом с гадюкой и надеяться, что она не укусит.
— Ты преувеличиваешь, по-моему. Не сгущай краски.
— Ничего я не сгущаю, — сказал Геннадий Ильич. — Скоро сама увидишь.
— И что, если твои подозрения подтвердятся? — осторожно спросила Ольга.
— Придется его убрать.
— Ты сам предложил закончить этот поход!
— Не в отношении нашего маленького взрывника, Оля. Если мои предположения верны, то он не угомонится, пока не убьет тебя… или не сдохнет сам.
Телефон Геннадия Ильича зазвонил.
— Легок на помине, — сказал он. — Момент истины.
— Не отвечай! — вырвалось у Ольги.
— Мы не можем жить на пороховой бочке.
Показав жестом, чтобы Ольга молчала, Геннадий Ильич ответил.
— Вы вместе? — спросил Алик напористо. — Она с вами?
— Со мной, со мной.
— В таком случае она скажет вам, где мы встретились в прошлый раз. Я буду на машине. Вам тоже советую. Туда можно подъехать. Там никто не помешает.
— Выезжаем, — сказал Геннадий Ильич. — Минут через пятнадцать будем.
— Поторапливайтесь, — сказал Алик. — Подъезжайте прямо к памятнику.
По задумке скульптора монумент символизировал славу комсомола, то есть коммунистического союза молодежи, который давно почил в бозе. Семь серых гранитных фигур изображали комсомольцев на разных этапах героического пути: от изможденного юноши в буденовке до некоего фантастического персонажа в шлеме космонавта. Мужских фигур было пять, а женских — всего две, что свидетельствовало о шовинистической натуре создателя. Всю свою «великолепную семерку», как прозвали скульптурную группу в народе, он изобразил почти голыми, лишь едва-едва прикрытыми лоскутами одежды. Когда-то давным-давно вся детвора Неверска знала, что если встать сбоку от крайнего комсомольца-космонавта, то отставленный им палец опущенной руки превратится в каменный пенис, торчащий в точности откуда надо. Поговаривали, что скульптор сделал это намеренно и его впоследствии расстреляли, но это вряд ли, поскольку в городе было еще превеликое множество подобных монументов.
Покрытый снегом, он был темен и мрачен. У пьедестала стояла белая машина с тонированными стеклами. Геннадий Ильич подогнал «шкоду» вплотную. Алик вышел из своего автомобиля и заглянул внутрь.
— Здравствуйте, Оля, — вежливо поздоровался он. — Готовы продолжить?
Вопреки опасениям Геннадия Ильича, она отреагировала совершенно естественно:
— Да. Я не успокоюсь, пока не доведу начатое до конца.
— В таком случае в городе скоро не останется ни одного этноса, — усмехнулся Алик.
— Никто не заплачет, — сказала Ольга.
— К делу, — вмешался Геннадий Ильич, вышедший из машины. — Игрушку привез?
— Привез, — кивнул Алик. — Я ее упаковал в коробку из-под тостера, чтобы не вызывала подозрений.
— Покажи.
Они подошли к багажнику «Альфа-Ромео». Коробка была плотно обмотана скотчем. «Это чтобы я сразу не смог заглянуть внутрь», — догадался Геннадий Ильич.
— Какая мощность? — деловито спросил он.
— Хватит, чтобы разнести два ресторана, — похвастался Алик. — Хиросима с Нагасаки будет этносам.
— Где дистанционное устройство?
— Держите. Осторожно. — Алик передал Геннадию Ильичу обычный пульт от кондиционера. — Кнопка пуска, видите? Батарейки я на всякий случай вытащил, вот они. Вставите непосредственно перед взрывом.
— Почему тогда осторожно? — поинтересовался Геннадий Ильич. — Ведь пульт без батареек не работает?
— Ну да! — Алик фальшиво рассмеялся. — Это я так, на всякий случай. Береженого бог бережет.
— Ты сам береженый?
Алик снова рассмеялся.
— Стараюсь, — сказал он.
— Молодец, — похвалил Геннадий Ильич. — На сколько таймер выставлен?
— Пятнадцать минут. Как в прошлый раз.
— Время изменить можно?
— Нет, оно уже выставлено.
— А если переустановить?
— Некогда мне. У меня еще дела. Удачи!
Алик вдруг сильно заторопился. Запрыгнул в свою «альфу», быстро отъехал и покатил прочь, оставляя темную колею на снежном покрывале. Геннадий Ильич тоже не терял времени. Опустив короб рядом с машиной, он проворно сел за руль и поехал за Аликом в сторону магистрали.
