Как по секрету рассказал Василь, в прошлое воскресенье Боря вознамерился подкатить с ухаживаниями к одной из сестёр-двойняшек, и приятели-«псы» крепко намяли ему бока, но втихую, так сказать — кулуарно. И Федя спустил им это — видно, побоялся связываться с местной ячейкой пролетарского совета.
— Боря потому так выписки Казимира и ждёт, — пояснил сосед по комнате. — Думает с «псами» поквитаться.
— А что там с выпиской? — поинтересовался я, невольно передёрнув плечами
— Раньше воскресенья точно не отпустят. Слышал, Казик уже на стены лезет от безделья. Ещё немного — и на луну выть начнёт. Ты поаккуратней с ним.
Я ничего не сказал. Да и что тут можно было сказать? Если Казимир не внемлет голосу разума и решит поквитаться, мне придётся лихо. Федя точно в стороне останется, а вот у Бори на это мозгов не хватит. И против этой парочки даже заточка не поможет — если только первому бить и наповал.
Но «первым и наповал» — сулит такие проблемы, что от одних мыслей о них мошонка съёживается и в низу живота словно кусок льда ворочаться начинает.
Решением проблемы мог стать прорыв в управлении сверхэнергией, но вот в этом плане как раз никакого прогресса и не было — тут банально упёрся в потолок возможностей. Нормально сфокусировать импульс попросту не получалось — даже с минимальной дистанции тот накрывал никак не меньше двух десятков штырей. При этом Федя, Миша и Василь уже вполне уверенно работали по конкретным позициям с расстояния в пять-десять метров.
Утопить все кнопки на сколь бы то ни было продолжительное время тоже не выходило. Накопив побольше силы и выплеснув всю её разом, я буквально вбивал их в тренажёр, но вот зафиксировать в таком положении уже не мог. Мощность вполне позволяла провернуть такой трюк, проблемы возникали на стадии преобразования сверхэнергии в обычную кинетическую — входящий поток никак не удавалось должным образом обработать, нарушалась стабильность трансформации, штыри начинали гулять, и очень быстро ситуация выходила из-под контроля.
Что обидней всего — двойняшки Фая и Рая хоть и не особо преуспели в точной фокусировке, зато без всякого труда удерживали вжатыми все кнопки любое требуемое время. Остальные в этом плане от них серьёзно отставали, но постепенно набивали руку, а вот я застрял.
Разумеется, сослуживцам вложили все необходимые знания с помощью двадцать пятого кадра, и теперь они просто нарабатывали навыки, а мне приходилось разбираться во всём самому, но это как-то даже особо не утешало.
Не приходилось удивляться тому, что нет-нет да и закрадывались мысли о собственной бездарности, единственной отдушиной были выезды на стрельбище да ежевечерние чаепития с Василем и Варей. Пусть с переходом на усиленное питание в столовой голод меня особо не донимал, приятно было смолотить в компании товарищей по мотоциклетной команде упаковку печенья или кулёк драже и просто посидеть рядом, не принимая участия в разговоре.
Такой вот кусочек нормальной жизни.
После я оставлял Василя с Варей прибираться, а сам шёл на спортивную площадку отрабатывать на досках технику закрытой руки. Ещё бил с выплеском сверхсилы. Тут сложнее всего оказалось даже не синхронизировать физическое и мысленное усилия, а верно дозировать энергию. Обычно перебарщивал, и тогда доски разлетались на щепки, боль пронзала руку от запястья и до плеча. Несколько раз и вовсе чуть не выбил костяшки, запоздав с выплеском сверхсилы и до предела усилив за счёт этого удар. Но упражнений не оставлял, пытался, пытался и пытался отработать технику открытой руки. Вроде бы даже контроль энергии понемногу улучшался, но это не точно.
Помимо меня на спортивной площадке неизменно околачивался Матвей Пахота. Я по его примеру тоже стал завершать тренировки отработкой обычных ударов без задействования сверхэнергии на боксёрских грушах.
— Голова постоянно болит, — пожаловался здоровяк, когда мы присели на скамейку немного отдохнуть. — Глаза закрою, а там кино крутят. И не уснуть, пока приёмы не разберу.
— Кошмар.
— Не то слово! — тяжко вздохнул Матвей. — Ещё всякие книжки читать заставляют. Уставы и порядки. Я в жизни столько не читал! А мне говорят: ты теперь в штурмовом взводе, отрабатывай повышенное довольствие!
— Ну если повышенное…
— Да знал бы наперёд — в трактористы бы пошёл! — с нескрываемой злостью высказался громила. — Выспаться толком не получается, глаза закрою, а мне кино показывают, как людей калечить. Говорил уже, да? Ну вот заговариваться начинаю!
Невольно подумалось, так ли плохо, что сам невосприимчив к методике двадцать пятого кадра, именно поэтому на следующую реплику собеседника кивнул совершенно автоматически. А зря.
— Здорово! — обрадовался Матвей и вскочил на ноги. — У меня этот приём никак из головы не идёт, будто гвоздь в темечко вбили! До утренней тренировки точно не дотерплю! Череп треснет!
Тут-то я и сообразил, что совершил опрометчивую глупость, но пойти на попятную не решился, встал со скамейки и предупредил:
— Ты только силу контролируй…
— Ага!
Матвей расплылся в столь воодушевлённой улыбке, что сделалось не по себе и захотелось бежать отсюда без оглядки, только я не побежал — сначала полетел, затем покатился. Но в чём в чём, а в умении правильно падать я демонстрировал невиданные успехи, не расшибся и даже не оцарапался, уверенно поднялся на ноги. Правда, так и не понял, какой именно приём провёл мой оппонент.
— Ещё разок? — предложил он.
— Ну давай попробуем, — без всякой охоты согласился я.
Так с тех пор и повелось. Традиционно минут десять-пятнадцать под конец тренировки тратили на отработку приёмов, а завершал всё короткий спарринг, в котором меня не слишком сильно, зато предельно технично валяли по спортивной площадке. Едва ли от этих упражнений была хоть какая-то польза, но во время схваток в кровь выплёскивалось столько адреналина, что после я просто падал на кровать и засыпал как убитый, а не ворочался и не мучился ненужными сомнениями и переживаниями.
Это дорогого стоило.
Прорыв случился в пятницу. В пятницу вообще много всего случилось, но — обо всём по порядку.
Тон дню задал старшина. На утреннем построении он оглядел нестройную шеренгу курсантов и объявил:
— В связи с выдающимися успехами в учёбе Михаилу Поповичу и Василю Коросте присваивается очередное воинское звание — ефрейтор. Последний также назначается командиром мотоциклетной команды в составе курсантов Петра Линя и Варвары Клин.
И вот тут мне стало обидно, как никогда.
Ну почему? Почему Василь, а не я? Чем я хуже него?
Невольно на глазах выступили слёзы, и пришлось часто-часто заморгать в надежде, что никто не успел их заметить. Ладно хоть ещё всеобщее внимание привлекла к себе Маша Медник.
— А ефрейторами назначают только мальчиков, да? — поинтересовалась она с непосредственностью кисейной барышни.
