Пульсирующая толчками боль туманит сознание. В голове бьётся только одна мысль:
— Это конец… Прости, любимая…
Центральная часть города. Район Собора.
Боец Елецкого партизанского отряда Дмитрий Хрипунов.
— Вот твари!!!
Немецкие пулемётчики замаскировались настолько хорошо, что, лёжа буквально в 10 метрах от врага, мы даже не почувствовали его присутствия.
Первая же очередь скорострельного пулемёта как корова языком смахнула половину атакующей группы красноармейцев. Оставшиеся залегли и попробовали оказать сопротивление; привставшего для броска гранаты бойца пули ударили в грудь, отбросив его назад. Секунду спустя раздался взрыв — и новые крики боли.
Но звук взрыва, ударивший по ушам, заставил нас с Кузьмой встрепенуться. Ошарашенные пулемётной стрельбой, смертью наших бойцов и осознанием того, насколько близко мы находились к собственной гибели, на некоторое время и я, и товарищ буквально оцепенели. Но сейчас практически одновременно схватились за карманы в поисках оставшихся гранат.
— У меня нет!
Кузьма вперился в меня взглядом, исполненным чувством вины и надеждой. Но я и так нашарил в кармане мелкую немецкую гранату, похожую на яйцо.
Трясущимися пальцами скручиваю колпачок, обрываю тонкую нить, на которой он болтается. Всё, в руках боевая, выставленная на боевой взвод граната, что взорвётся через 4–5 секунд — точно не помню. Поняв это, я с ужасом смотрю на приведённую в действие живую смерть в моих ладонях.
Сколько уже секунд прошло? Одна, две?
Товарищ выхватывает «яйцо» из руки и силой пуляет к немцам.
— Ты что, придурок, нас чуть не взорвал!!!
«Яйцо» Кузьма бросил не целясь, но с 10 метров не промахнулся. Лёгкий хлопок гранаты — и пулемётная очередь обрывается.
Но это не конец. Мы видим, что фрицы всё ещё ворочаются, один из них приподнимается, развернувшись в нашу сторону с зажатым в руке пистолетом.
— Стреляй!!!
Мы кричим одновременно и так же одновременно начинаем бестолково тянуть за спусковые крючки мелкокалиберных винтовок, незадолго до начала боёв переделанных в «боевые». Убойный эффект и так сомнителен, так мы ещё и бьём точно в «молоко», не находя в себе мужества хоть на мгновение остановится и взять точный прицел. Немец уже наводит своё оружие; как мне кажется, дуло пистолета нацелено точно в мою голову.
Сейчас фашист нажмёт на спуск, и меня не станет.
С этой мыслью кожу на спине словно обжигает смертным холодом.
Ну вот и всё…
Враг дёргается корпусом, словно от удара; в сторону от его тела отлетает какой-то кусок. Немец падает вперёд, так и не сделав ни одного выстрела.
Пулемётчиков добивают красноармейцы, открывшие бешеную стрельбу сразу после взрыва нашей гранаты. По бойцам тут же начинают вести огонь из окон ближнего дома (а может, вели и до того, но я просто не замечал?), но пулемётов у немцев там нет. Горстка уцелевших красноармейцев огрызается, но их слишком мало, и все они лежат на открытом пространстве…
— Урра-а-а!!!
Слева к двухэтажному кирпичному дому бежит вторая группа бойцов, ведомых долговязым и каким-то нескладным командиром. Перед самыми окнами он падает, поймав автоматную очередь, но остальные красноармейцы запрыгивают в окна, из которых тут же доносятся ожесточённый мат, крики, стрельба… Через минуту из задней двери и окон выпрыгивают несколько фрицев, кто-то сразу падает, поймав пулю в спину. Судя по звукам, схватка в доме ещё продолжается, но побеждают однозначно наши.
Кажется, помощь красноармейцам здесь больше не нужна; да, честно говоря, как-то не хочется лезть с нашими пукалками под немецкий огонь. И куда делась вся отвага, с которой мы, молодые партизаны, шли сегодня в бой?
Впрочем, если подобрать винтовки павших бойцов…
Мы с Кузьмой потихоньку подползаем к телам погибших воинов. Но подбираться совсем близко становится страшно; несмотря на то, что уже несколько дней в моём родном городе идут бои, и я принимал в них пусть не самое деятельное, но всё же участие, к мёртвым, как и к самой смерти, я ещё не привык.
— Ну же, давай!
Товарищ торопит меня, и он прав: оказавшись на открытом пространстве, где только что фрицы истребляли наших, мы сами можем быстро стать мишенью. Собравшись с мужеством, я тяну руку к ремню трёхлинейки, что держит в руках боец с окровавленной грудью; стараясь не смотреть на тело погибшего, пробуя забрать винтовку Однако то ли руки павшего красноармейца уже свело посмертной судорогой, то ли я тяну слишком слабо, но винтарь не поддаётся. Забыв о страхе перед мертвецами, я подползаю ближе и пробую разжать пальцы, мёртвой хваткой (вот уж точно!) сжимающие трёхлинейку.
Однако прежде, чем мы совершили акт мародёрства (а по-другому и не скажешь, если рассматривать ситуацию под определённым углом), со стороны наших показалось ещё около десятка бойцов. И что примечательно, в руках практически всех имеются или советские, или трофейные немецкие автоматы. Прямо штурмовая часть!
— Доложите о потерях!
— Товарищ лейтенант, погибших 12 человек, 5 раненых, 3 тяжело. Лейтенант Белик жив, но потерял много крови. Перевязали, передали санитарам. Там санбат, госпиталь — как Господь рассудит.
— Ясно. Что с лейтенантом Лыковым?
— Ранен, средней тяжести. Очередь достала на излёте; одна пуля лишь царапнула кожу на руке, вторая пробила плечо выше лёгкого. Перевязали…
— Стоп. Это кто?!
Бойцы заметили нас и тут же вскинули автоматы. Понимая, что, приняв за врага, нас могут в любую секунду нашпиговать свинцом свои же, мы с Кузьмой тут же вскидываем руки. Какая же глупая ситуация!
— Свои!!!
— Кто свои, откуда?!
— Бойцы Елецкого партизанского отряда, Дёмин и Хрипунков! Мы в бою участвовали, пулемёт заткнули!
— Эх, пацаны, что ж вы чепуху мелит…
— Товарищ лейтенант, немецкий расчёт действительно подавили гранатой.
Командир, невысокий и крепкий молодой парень, внимательно на нас посмотрел:
— Действительно пулемётчиков уделали?! Герои. Ну и как вы здесь оказались? Впрочем, времени на рассказы нет. Коль решились вступить в схватку — молодцы. Трёхлинейки оставьте, они у нас под отчёт. Идите в дом, возьмите немецкие карабины, маузеры. Ребята подскажут, как заряжать; если остались, возьмите и фрицевских гранат. Хорошие штуки, метать удобно и запал надёжный, простой. Шарик оборвал — и фьють! Впрочем, уже знаете. Чего стоите-то, герои? Двигайте к дому, там и оставайтесь, поддержите бойцов в случае немецкой контратаки. Вперёд!
Сбивчивый рассказ о том, как мы в составе ополчения принимали ночной бой у больницы, дрались с немцами под Екатериновкой и уже сегодня вошли в город с частями 148-й стрелковой, застрял в горле. Нам осталось бодро вскинуть руки к шапкам, так же бодро отрапортовать «Есть!» и побежать к дому.
