Красноармеец выпускает винтовку из рук после удачного парирования фашиста. Но не теряется, нырком уходит под очередной выпад и валит противника на землю. Чем дальше кончается дело, я не успеваю разглядеть — вид картины боя занял всего пару мгновений.
На меня набегают сразу два фрица. В последнее мгновение я успеваю упасть на колено, пропуская над собой штык-нож первого врага, и ударом снизу вверх прокалываю его живот.
Второй забегает сбоку. Успевая всё же встать, я парирую укол цевьём винтовки и снизу вверх бью прикладом, целясь в подбородок. Но противник успевает отпрянуть и рубящим движением рассекает мне ногу лезвием штыка; обратным движением он пытается вонзить его мне в бок. Только чудом я успеваю нырнуть с колен вперёд; нож режет кожу на рёбрах.
Тяжёлый удар сапогом в челюсть — и я падаю назад, в колею.
Сейчас добьёт.
Спокойная и обыденная в своей жути мысль придаёт мне сил. Бросившись вперёд, я обхватываю ноги противника и рывком дёргаю их на себя; немец падает на спину.
Фриц удачно приложился о рельс, и, если бы не добротная каска, издавшая лязгающий, металлический звон при ударе, противнику бы не поздоровилось. Но хотя немец даже не потерял сознание, он всё же несколько оглушён и потерял драгоценные секунды. Такие дорогие в рукопашной схватке секунды… Последним, что он увидел, был летящий в горло кулак разъярённого русского.
…Несмотря на жестокий натиск врага, красноармейцы выстояли. Чаша весов боя вновь склонилась в нашу пользу; но одержать победу нам не дал всё тот же офицер. Я узнал голос, яростно прооравший:
— Kanoniere, Feuer!
И навстречу преследовавшим врага красноармейцам выскочили унтеры и пулемётчики, установившие своё оружие на плечи вторых номеров. Удар автоматического оружия выкосил первые ряды бойцов, и наша атака захлебнулась. В то же время страшен был конец немцев, до которых наши всё же дотянулись: «русские» штыки буквально изорвали тела врагов.
Яростная схватка закончилась, сменившись вялой перестрелкой; с обеих сторон по путям ползают санитары, собирая своих раненых. Пришёл и мой черёд: наспех перебинтованная резаная рана по-прежнему сочится кровью…
Засосенская часть города.
Сержант Нестеров Андрей, командир расчёта 45-мм противотанкового орудия 326 артиллерийского полка.
Ядовитая гарь, смешавшая в себе запахи обугленной человеческой плоти, жжёного металла и сгоревшего бензина, забивает одновременно рот с носом, беспощадно дерёт глотку. Ветер гонит дым от обильно чадящего немецкого броневика прямо на нас, не давая никакой возможности нормально дышать.
Бронеавтомобиль «хорьх» с чудовищно опасной для нас автоматической пушкой удачно подбил расчёт Иванова Сашки. Немецкий экипаж занял выгодную позицию у перекрёстка трёх улиц, но слишком поздно заметил опасность с фланга — фрицы ждали атаки со стороны станции, где сейчас кипит нешуточный бой. Впрочем, с момента выхода на дистанцию эффективной стрельбы секундное промедление противника не давало нам великого преимущества; нас спасла снайперская точность наводчика второго орудия. Не случайно 45-ку называют снайперской винтовкой на колёсах!
Очередной вдох пропитанного гарью воздуха — и лёгкие выворачивает от надсадного кашля. Вот же гадство!
Расчёт второго орудия и два отделения пехоты утопали по соседнему ответвлению вперёд, продвигаясь вглубь квартала. Теперь мы можем рассчитывать только на свои силы. Точнее, пехотинцы рассчитывают на мой расчёт как на ударную силу, а вот нам-то рассчитывать как раз и не на кого…
В голове небольшой группы идут пятеро бойцов. Все с винтовками, единственный ручной пулемёт командир прикрытия держит при себе. Старшина — мужик бывалый, успевший повоевать в Азии и на Финской, его опыту я доверяю.
Вот и поворот на улицу, по которой намечено наше продвижение… Очередь ударила внезапно, мгновенно сбив с ног неосторожно вышедшего вперёд бойца; его товарищ смело бросился к раненому, но тут же упал, пронзённый свинцовым веером. Оставшиеся бойцы головной группы скрылись за углом дома.
— Уходит…
Я не успел даже закричать, услышав характерный звук выстрела противотанковой пушки. Угол дома словно взорвался изнутри, снесённый осколочным снарядом; металл и крупные куски дерева изорвали на части тела двух бойцов. Единственного уцелевшего красноармейца подвела его неуклюжесть: буквально за миг до взрыва он споткнулся и упал на землю. Теперь его лицо стало белым как мел от ужаса; на погибших действительно страшно смотреть — даже не тела, а какие-то мешки мяса и костей в изодранных тряпках защитного цвета… До меня доносится приглушённое «Господи, спаси!»
И что нам теперь делать?! Мало того, что мы за несколько секунд потеряли сразу четырёх бойцов, так ещё и улицу держит не только пулемётный расчёт, но и как минимум одно орудие. Обойти фрицев не получится, а прежде чем мы выкатим и развернём свою сорокапятку, здорово пристрелявшиеся артиллеристы накроют нас как минимум раза два-три. Задача…
Ветер вновь бросает в лицо клубы едкого, вонючего дыма. А если попробовать воспользоваться дымовым прикрытием сгоревшего броневика?
Рука бесполезно щупает противогазную сумку. Каждому из нас полагается противогаз — печальный опыт империалистической. Но в эту войну боевые отравляющие вещества применяются крайне редко (немцы и без них неплохо справляются); такие нужные сейчас противогазы давно выброшены за ненадобностью. На бесчисленных маршах, а уж тем более во время отступлений люди не то что противогазы выбрасывали — патроны с гранатами летели в придорожные канавы и кусты. Командиры на такое подсудное дело смотрели сквозь пальцы: лишь бы люди шли да штатное оружие в руках держали… Правда, сейчас сумка не пустая, только сложены в неё две эргэдэшки да несколько винтовочных обойм.
Беда.
— Вода во фляжках есть у кого?
У товарищей по расчёту есть. Повязываю на лицо сырой смоченный платок (чистый кусок портянки). Сойдёт.
Подзываю к себе старшину. Крепкий рослый мужик годов сорока украшен уже ранней сединой, но она лишь завершает образ бывалого ветерана, коим он и является.
— Товарищ старшина, предлагаю следующее: я сейчас обползу броневик, попробую найти пушку. Ты пошлёшь своих угловой дом с улицы обойти, пусть найдут вход. Мы разом с пулемётом и пушкой не сладим, накроют ещё при изготовке. А вот если твой «Дегтярев» из дома прикроет, то, может, и получится под дымом вырулить. В идеале нужно ударить одновременно: мы по орудию, вы по пулемёту. Согласен?
А куда ему деваться? Конечно, согласен. Пускай старшина и выше меня по званию, но инициативу я взял на себя, так что мне и карты в руки. Много чего повидавший и опытный мужик принял моё руководство без лишнего гонора:
— Головин, бери расчёт и трёх бойцов, занять позицию в доме. Как только расчёт у фрицев по артиллеристам заговорит, гасите их. Только осторожней, раньше времени себя не раскройте!
— Есть!
