И вот он — выход. Я пулей вылетаю под мост, практически сразу оказавшись по колено в обжигающе ледяной воде — бурлящая здесь речка ещё не покрылась льдом. Обмотки мгновенно промокают, влага пропитывает ботинки — не беда! Как же сейчас сладко чувствовать этот холод, чувствовать себя живым, свободным от ловушки!
Бухающая очередь с колокольни несколько меня отрезвляет. Махнув рукой своим, бегом преодолеваю узкую и не очень глубокую речку, больше похожую на горную. Правда, в одном месте я поскользнулся на скользком от ила камне и чуть ли не рухнул на спину, но бегущий сзади товарищ вовремя меня придержал.
Миновав Ельчик, мы двигаемся вправо вдоль русла. Я планирую зайти к Владимирскому храму со стороны алтаря, дальней от колокольни. Сейчас главное — это не встретиться лицом к лицу с немцами.
Бог миловал. Мы успешно минуем тонкий лаз между заборами стоящий рядом домов и одним рывком добегаем до храма. Фрицев не встретили, так что у моего плана всё ещё есть шансы на успех.
Выглядываю за угол — никого!
— Вперёд!
Добегаем до выбитых с правого фасада окон. Всего две штуки, выше человеческого роста.
— Двое помогают, по двое заходим.
А пулемёт на колокольне что-то молчит…
Достав пистолет из кобуры и дослав патрон в ствол, первым перебираюсь через выбитые витражи. Секунду спустя я нос к носу сталкиваюсь с немецким пулемётным расчётом…
В таких ситуациях всё решают считанные секунды. Падаю на колени, одновременно стреляя в перехватившего пулемёт унтера. Из пистолета я не шибко силён, но с пяти шагов не промахиваюсь, попав в корпус.
Двигающиеся за ним фрицы держат в руках тяжеленный станок. Они с грохотом бросают его на пол; идущий сзади немец бросается к проходу, второй дёргает парабеллум из кобуры. Он успел выхватить его, но меня выручает двухсекундная фора: моя пуля точно вошла в живот врага.
Боец, что одновременно со мной пролезал во второе окно, бросился вслед за убегающем фрицем. Два выстрела — и он падает на спину с двумя пулевыми отверстиями в груди.
Выхватываю гранату, ручную РГД-33, но прежде чем я успеваю поставить её на боевой взвод, к ногам подкатывается немецкая колотушка с дымящимся запалом…
Не помня себя от страха, со всей дури бью по ней ногой, как по мячу в футболе. Граната натурально отлетает к противоположной стенке. В последние секунды падаю на пол, прикрыв голову руками…
Взрыв!
Хоть немецкая «колотушка» имеет небольшое содержание взрывчатки, но в полузамкнутом помещении храма ухнула она крепко. В ушах стоит противный звон; кажется, я ничего не слышу.
Зато вижу — раззявившего в беззвучном крике немца, бегущего ко мне с поднятым в руке пистолетом. Дуло парабеллума успело дважды огрызнуться огнём, но пули летят не в меня, а куда-то наверх и за спину. Мгновение спустя во лбу немца появляется аккуратная красная дырочка…
Слух возвращается быстро. Меня и двух бывших со мной красноармейцев (даже не заметил, как они пролезли сквозь окна) контузило взрывом гранаты, хоть не слишком сильно. Последний номер немецкого расчёта мог бы нас добить, но товарищи не бросили в беде и приняли на себя удар. Немец застрелил бывалого бойца, Орлова Сашку, но Женька Фролов, отличный стрелок, снял врага метким выстрелом.
— Целы?
Оставшиеся бойцы вошли в церковь и заняли позиции у окон. Вставшие со стороны реки практически тут же начали стрелять — немцы уже пытаются контратаковать!
— Фролов, Кислых, со мной! Остальные — рассредоточьтесь у окон, держите вход! Кирсанов, бери мой пистолет, остаёшься за старшего! И осмотрите фрицев, должны быть ещё гранаты и пистолеты!
В коридоре, ведущем из храмового предела на улицу, справа открыта дверь. Влетаем в неё вместе с бойцами. Узкий угловой проход, тянущаяся наверх лестница. Впереди иду я, изготовив пулемёт к бою. Если нам действительно повезло, фрицев на колокольне больше не осталось — Владимирская церковь находится у них фактически в тылу, потому и расчёт покинул колокольню. Но кто его знает, может, наверху остался артиллерийский корректировщик или кто-то ещё?
Нет. Каменный шатёр на выходе пуст.
Поднимаемся на два пролёта вверх. А вот и позиция немецкого расчёта — стрелянные гильзы, окурки, вскрытые цинки из-под патронных лент. Есть ещё несколько полных — видимо, хотели забрать в две ходки. Но ничего, голубчики, это вы нам оставили; за Ваську я уже поквитался, сейчас буду бить вас впрок…
— Женя, давай, помогай нашим, держи подходы сверху.
— Есть!
— Артём, готовься, будешь ленты подавать и придерживать их во время стрельбы.
Оп-па! По дороге от моста к Собору немцы тянут в горку две лёгкие противотанковые пушки. Что калибр у них мелкий, то не беда — стреляют, сволочи, метко. Если они перевалят через гребень холма, дело у наших будет швах… Справа бьёт первый винтовочный выстрел.
Быстрее устанавливаю пулемёт на станок. Настройка оптики у МГ-34 — дело весьма муторное, так что я доверился значениям, выставленным фрицами.
— Готов? — это я своему второму номеру.
— Да!
Огонь.
Первая очередь уверенно утыкается в спину наводчика, упирающегося в щиток пушки слева от панорамы. Тяжёлый удар бросает его тело вперёд. Вторая прошивает артиллериста, придерживающего левую станину. Уж не знаю, замковый ли это был или заряжающий, но кровь из прострелянной головы ударила фонтаном.
Оставшиеся пушкари повели себя по-разному. Те, чьи камрады погибли за несколько коротких мгновений, просто залегли. А вот расчёт второго орудия попробовал его оперативно развернуть. Смело, но глупо: одна длинная очередь свалила сразу двух бойцов в момент разворота — они оказались буквально на одной линии. Следующая срезала не успевшего залечь бойца.
…А внизу набирает обороты схватка за первые этажи храма и выход к колокольне. С обеих сторон бьют частые винтовочные выстрелы, рвутся гранаты. Но, судя по всему, наши пока успешно держатся; помочь им, увы, я сейчас ничем не могу.
Безнаказанного расстрела батареи фрицы не стерпели. По колокольне открыли огонь из винтовок и пулемётов, но пока у меня ещё есть преимущество…
Жёлтые светлячки трассеров, устремившиеся ко мне от Покровского храма, — вот что я успел засечь перед тем, как почувствовал короткую, острую вспышку боли рядом с шеей и тяжёлый удар каменного пола о спину.
Что-то горячее разливается под спиной. Открываю глаза. Это кровь, смешанная с мозгами из раскроенного черепа Артёма. Его тело лежит рядом; на рану невозможно смотреть. Жестокий спазм в животе — и меня рвёт остатками завтрака.
Откашлявшись, пытаюсь встать. Толчок острой боли в плече бросают на пол. По стенке ко мне подползает Женька:
— На-ка, хлебни, шнапс трофейный. Полегчает.
Вцепившись зубами в горлышко фляги, делаю глубокий глоток. С непривычки снова выворачивает, но вроде полегчало. Делаю ещё один, уже не такой большой.
