– Мне надо подумать, – сказал Вир, поднимаясь на ноги. – Надо все обдумать.
Его не останавливали и не задерживали.
– Почему она жива?
– Мне жизнь подарил Тион, ее жизнь поддерживают татуировки. Она сильнейший таувин в своем поколении и в последнем столетии прошлой эпохи. Старше всех других молодых волшебников. Нэко – моя наставница, учила драться на мечах не только меня, но и Тиона. Она та, кто так же, как и я, ждала, что перчатка Вэйрэна вернется в наш мир. То, что я расскажу дальше, всего лишь наши догадки, друзья мои. Нет почти никаких доказательств. Только домыслы… Мы полагаем, что в перчатке долгие годы жило нечто. То, что уснуло после победы Шестерых на бледных равнинах Даула и пробудилось, когда я принес часть доспеха Темного Наездника Мелистату. Оно влияло на него, смущало разум, надоумило попросить помощи у шауттов.
– Если это так, то оно – та сила, что разрушила орден великих волшебников и уничтожила магию. – Шерон чувствовала, как мурашки бегут по спине. – Это было выгодно тому, кто сражался против Шестерых и теперь вернулся снова. Вэйрэн?
– Мы с Нэко именно так и считаем, – подтвердил Мильвио. – Его доспех сковали шаутты, передали с той стороны, и он не умер после чудовищной битвы, когда бросил… хм… перчатку и вызвал Шестерых на бой. Его дух сохранился в единственной уцелевшей части доспеха, а в финальные дни Войны Гнева, когда войска Тиона штурмовали школу магов, захватил Мелистата, но было уже поздно. А после этот некто оказался заперт в мертвом теле на десять веков. Я понял это, побывав на Талорисе.
– Получается, когда на статуэтку пролилась кровь Хейнрина и я ее коснулся, он пробудился?
– Нет. Он был заперт в костях и не мог освободиться. Лишь влиять на события с помощью тех, кто служил или же помогал ему.
– Шаутты, – скривилась Лавиани.
– Да.
– Меня использовали, – неожиданно осознала Шерон, выпрямляясь и чувствуя боль где-то в позвоночнике. – Спаси свет! Меня использовали! Похитили Найли, заставили прийти на Талорис и пробудили дар управлять мертвыми! Я…
– Твоя сила дала ему свободу. Вэйрэн больше не был прикован к телу Мелистата, наконец-то он получил возможность действовать. Но ты оставалась для него очень опасна в то время. Полагаю, одного щелчка твоих пальцев было достаточно для того, чтобы убить его. Поэтому он отослал тебя, придумал историю о Тионе, которого надо найти. Лишь бы ты быстрее ушла, не угрожала ему, пока он слишком слаб.
– Темный Наездник не собирался возвращать Найли.
– Не собирался. Он начал осуществлять следующий этап своего плана, вряд ли забыв о тебе, но на время потеряв из виду. И мы получили проблему в Горном герцогстве, которая теперь распространяется по миру. Пускай, полагаю, и гораздо медленнее, чем рассчитывал падший асторэ.
– Ты знаешь, чего он хочет? – Тэо хмурился. – Неужели отдать моему народу магию, которую когда-то у нас забрали?
– Твоего народа почти что и нет, мой друг. Чтобы выйти с той стороны, им пришлось стать людьми. Лишь иногда в вашей крови просыпается прошлая сила. И вас нельзя найти, пока этого не случится. Поверь, я искал хорошо, но за столетия нашел очень немногих. Не думаю, что Вэйрэн все затеял ради трех-четырех подобных тебе. Сейчас не времена перед Битвой на бледных равнинах Даула. Тогда вас были тысячи, теперь же… – Мильвио развел руками. – Думаю, он банально мстит Шестерым. Желает стереть все их достижения из памяти людей. Чтобы окончательно забыли тех, кого ныне считают богами.
– Это просто, рыба полосатая. Кто в наши дни помнит, что Мальт был таувином, а Мерк некромантом? Не так уж и придется трудиться вашему Вэйрэну. Выпусти шауттов, от которых Шестеро не очень и защищают, предложи свою помощь да подави всех несогласных. Делов-то.
– И я о том же, сиора. Но шауттов пока все еще мало, и он обходится силами людей.
– «Мало»? Будут еще? – нахмурил кустистые брови Дэйт.
– Так считает Нэко… Раньше в мире существовало несколько широких проходов, через которые они попадали к нам. В Аркусе. И в Калав-им-тарке, к примеру. Пока Тион не разрушил башню.
– Говорят, новый герцог отстраивает укрепление.
– Вэйрэн. Не Эрего да Монтаг. Тот, кто теперь вместо него, и когда башня будет готова… – Мильвио пожал плечами. – Я не знаю, способен ли он пригласить в наш мир не сотню, а тысячу шауттов. И не понимаю, почему они ему помогают, в чем их выгода. Но, если у него получится, мы уже вряд ли сможем хоть что-то исправить. В наше время нет такой силы, которая способна противостоять стольким темным сущностям.
– То есть когда башни будут достроены, мир обречен?
Треттинец покачал головой:
– Башни уже были построены когда-то, и с миром ничего не случилось. И демонов раньше тут находилось куда больше, мы постоянно с ними сражались. Бесконечно долго они не могут существовать среди нас, и им приходится уходить назад. Мир не будет обречен, Тэо. Он просто в очередной раз изменится. В худшую сторону, полагаю. Во всяком случае, непривычную для нас. Где не будет памяти о Шестерых, где станут поклоняться Вэйрэну, где шаутты сделаются таким же обыденным явлением, как солнце или дождь. И где люди будут куда менее свободны и счастливы, чем теперь. Возможно, Вэйрэн думает, что сумеет контролировать демонов, но этими существами никто не может управлять. Они действуют лишь в своих интересах.
– Калав-им-тарк построен, – сказала Бланка и пояснила: – Слышала об этом в Каскадном дворце. Башни вновь высятся в Шаруде. Значит ли это, что уже поздно?
– Нет. Пока статуэтка у нас. Именно с помощью доспехов Вэйрэн призывал свои силы и свою армию.
– Я не отдам ее ему. – Голос госпожи Эрбет стал холоден.
– Когда придет шаутт, ты вряд ли сможешь что-то сделать, – посулила Лавиани.
– Я? – Бланка нехорошо усмехнулась. – Уж поверь. Смогу. А ты мне поможешь в этом.
– Попытаюсь помочь, – не стала отрицать сойка. – Все попытаются. Вот только не знаю, получится ли, если демон будет не один, а с десяток.
– В Аркусе получилось, – напомнил Тэо. – Так в чем цель, Мильвио? Разрушить башни?
– Нет. Остановить Вэйрэна. Не дать ему победить в войне. Лишить последователей. А после уже загнать его туда, где ему самое место – на ту сторону.
Она распустила волосы, оставив свою неизменную заколку в комнате. Решила не брать с собой. Как знак доброй воли, в первую очередь для Шерон.
– Перестань, – сказала та, встречая подругу. – Если бы он хотел, то уже забрал бы ее.
Бланка осторожно кивнула, желая верить, но сомнения все еще жили в сердце.
Мильвио, подойдя, протянул ей низкий бокал с ленчи – бледно-желтым и немного мутным треттинским лимонным ликером – терпким и сладким. Она сделала скупой глоток, но сейчас вкус показался не сладким, а горьким, и эта горечь теперь теплыми пальцами обхватила горло, слабо садня.
