Шерон посмотрела на количество еды, которой вполне можно накормить двадцать человек, и сокрушенно покачала головой. Излишество. После перехода от Аркуса, когда они голодали, такое расточительство на одного человека казалось ей по меньшей мере полной глупостью.
Ничего не сказав, она позволила Монике отодвинуть стул для нее, а еще одной служанке, показав, что хочет, – положить в тарелку немного еды.
– Что госпожа желает пить?
– Кальгэ во дворце умеют варить?
– Вне всякого сомнения, госпожа. Я распоряжусь.
Чашка с черным ароматным карифским напитком стояла перед Шерон уже через пять минут, и кальгэ получился отменным. Почти таким, каким его делал Бати. Безупречным.
– Предлагать тебе присоединиться, полагаю, бесполезно?
– Благодарю, госпожа. – Моника присела, коснувшись юбок. – Но у меня иные обязанности.
– Хорошо. Тогда сообщи моей сестре, что я завтракаю, а пока можешь оставить меня.
Шерон неспешно ела, почти не чувствуя вкуса, думая о том, что сегодня им стоит вернуться к Лавиани и Тэо. Во-первых, она беспокоилась о том, как там ее друзья, во-вторых, следовало проверить, насколько честным был с ней герцог и открыта ли у золотой клетки дверца.
Она не сразу обратила внимание, что возле ее ног сидит маленькая белая кудлатая собачонка. Увидев, что ее заметили, псина вывалила язычок, вскочила на тоненькие ножки и дружелюбно завиляла голым розовым хвостом.
Собака крутанулась вокруг своей оси, побежала к окнам, где стоял еще один столик на высокой ножке, на котором располагались десерты. Поняв, что Шерон не спешит за ней, собака вернулась, жалобно скульнула, моля поторопиться, и вновь умильно закрутилась.
Шерон не смогла удержаться, негромко рассмеялась, отложила вилку и нож, вытерла краешки рта салфеткой и, отодвинув стул, подошла к столику.
Там, ожидая своего часа, лежали: ореховые печенья, залитые медом; эклеры с малиновым кремом; треттинские вафельные трубочки с фисташковым муссом; корзиночки со свежей клубникой и сахарным льдом; маковые рулеты; ванильные коржики, политые мятным соусом, и прочие кулинарные изыски, названий которых она даже не знала.
Собачонка встала на задние лапы, прошлась туда-сюда, всем видом показывая, как ей надо то, что находится на столике.
– Я бы с радостью, милый. Мне не жалко, но не уверена, что сладкое не причинит тебе вреда.
– Облако обожает работу лучшего кондитера его светлости, – раздался голос за спиной.
Она обернулась и увидела в дверях пожилого грузного мужчину в темно-зеленой одежде, со множеством дорогих колец на маленьких пальцах. С мощной шеей, широкими плечами и светло-карими глазами, расположенными на лице на разном уровне.
Интересные глаза и интересный взгляд. Шерон решала, чего же в нем больше – любопытства, искреннего внимания? Сомнения? Или даже… слабого отвращения?
«Массивный старый козлина, глаза у которого словно плясали на лице, да так и застыли на разном уровне друг от друга». Так про этого человека сказала Лавиани. Как же его звали? Кар. Да. Верно. Кар, купец из самого влиятельного Торгового союза Великой руки.
Ей внезапно показалось, что раньше она уже видела его. Встречалась. Помнила лицо. Вполне возможно, что так и есть. Где-то в Рионе, среди тех, кто следил за ней по приказу владетеля.
– Если учует нечто подобное, от стола его не оттащить. Только с визгами. Ты Шерон из Нимада. А я Кар. – Он протянул руку, она ответила, чувствуя его теплое дыхание на коже, когда он изобразил поцелуй, не касаясь губами ее пальцев. – Прости, что мой питомец оторвал тебя от завтрака. Я сейчас же его заберу.
– Сомневаюсь, что у вас получится это сделать.
Кар улыбнулся, соглашаясь:
– Если Облаку не дать пирожного, то он превращается в свирепого льва.
– Вы разрешаете?
– Уважь маленькую несчастную сиротку. Тебя никто не осудит. Не больше двух пирожных.
Под его взглядом она взяла тарелку, положила на нее два кондитерских шедевра, слыша слабое нетерпеливое повизгивание собаки. Облако, виляя хвостом, начал есть. Но не жадно, а аккуратно и очень неторопливо, наслаждаясь каждым кусочком.
– Ну вот. Теперь вы лучшие друзья. Он от тебя не отстанет.
– Желаете присоединиться к завтраку, господин Кар? Сегодня я за столом в полном одиночестве.
Он чуть поклонился:
– Если я не мешаю и это удобно. Мне льстит, что важный гость его светлости приглашает меня за свой стол.
Как раз в этот момент появилась Моника, и по ее лицу Шерон поняла, что та совершенно не удивлена утреннему посетителю и что ему позволено ходить во дворце там, куда не допускаются другие.
– Ваша сестра придет чуть позже, госпожа. Ей читают интересную книгу, и она просила ее извинить.
– Спасибо. Моника, будь любезна, напиток. Желаете кальгэ, сиор Кар?
– О, прошу вас, не стоит. От него мое сердце бьется слишком часто, и я не сплю сутками. Это вы, молодые, можете пить его в любое время дня и ночи. Моника знает, что я предпочитаю. Принеси.
Командовал он здесь свободно. Слишком свободно, даже если он был главой этой самой Великой руки.
Моника обернулась меньше чем за минуту, с бокалом темного пива, чья пена норовила вот-вот упасть на пол, такой высокой была.
– Пережиток молодости, сиора, – то ли повинился, то ли объяснил Кар. – Когда все пили вино, я предпочитал более простые развлечения, да так и не разучился за всю свою жизнь. Это тебя не смущает?
– Пиво?
– Отсутствие изысканности.
– Я не дворцовая бабочка, сиор. Мой отец рыбак, и мой муж тоже был рыбаком. Они ценили пиво, пускай у нас на севере оно куда более горькое и крепкое, чем привыкли пить здесь.
– Но ты все же предпочитаешь кальгэ?
– Напитки мужчин остаются мужчинам. В Эльвате я нашла более подходящий для себя.
Облако доел одно из двух пирожных и теперь довольно облизывался, поглядывая на Шерон с благосклонностью существа, спасенного от голодной смерти.
– Эльват… – протянул Кар, сделал глоток, провел языком по верхней губе, на которой осталась пена. – Огни в пустыне, жара, горячий ветер и запахи ночи. Я бывал там, пускай и очень давно. Люблю этот город, хотя предпочитаю Эльган. Посещала его?
– Увы.
– В месяц Дракона, когда зной может убивать днем, заставляя море мелеть. Ночью оно дышит и начинает гореть холодным пламенем глубин, словно волшебное зеркало Марида. Оно такое же гладкое, и в нем отражаются тысячи звезд. Гораздо больше, чем глаз может увидеть на небе. Такого зрелища нет нигде.
– Мне кажется, в каждом герцогстве есть нечто прекрасное.
Он, словно бы оценивал всю мудрость ее заявления, несколько раз кивнул, взял вилку, подцепил бекон и прежде, чем отправить его в рот, любезно, но не скрывая едкой иронии поинтересовался:
