От последних слов даже Лавиани округлила глаза. Но, по счастью, никак не стала комментировать.
– Некромант? – недоверчиво хмыкнул солдат. – Как из старых сказок, надо полагать?
– Сиор, вы не задумывались, что если шаутты вернулись в наш мир, а в Шаруде горит синий огонь, то и тзамас могут существовать среди вас? – Ее спокойствие смутило треттинца, и теперь он решал, сумасшедшая ли перед ним или же…
Шерон помогла ему в решении, кинув кости на стол – те мягко покатились между тарелок, остановились… Полежали мгновение и под взглядами трех солдат и хозяина постоялого двора вернулись к ней на ладонь.
– Серьезно? – спросил Феланьи, наконец-то опуская руку на меч. – Меня должен убедить цирковой фокус? Люди из фургонов умеют плеваться огнем и разговаривать с эйвами, но это не делает их повелителями смерти.
– Так обернитесь, сиор. И решите сами, кто я. Мошенница или тзамас, – последовал все такой же предельно вежливый ответ.
В дверях, перегораживая выход на улицу, стояла свинья с обожженной шкурой и перерезанной глоткой. Она внезапно стала как-то больше, массивнее и свирепее, чем была. Загривок раздулся, ноги налились силой, морда вытянулась, в пасти появилось множество волчьих зубов. Такая если подомнет под себя человека, то раздавит в лепешку.
Хозяин заорал громко, пронзительно, отшатнулся назад, перевернул пустой стол, рухнул с грохотом за ним, опрокидывая лавку, и замер там, громко стуча зубами.
Солдаты, стоит отдать им должное, выхватили клинки. Сиор Феланьи соображал быстрее и, хоть побледнел порядком, приставил клинок к горлу Тэо.
– Отзови эту тварь! Живо!
– Спишем нападение на моего друга на ваше удивление. – Шерон как ни в чем не бывало улыбалась. – Сиор, вы не выглядите глупцом. Если мой друг умрет, я сочту это оскорблением, и тогда…
Свинья тяжело шагнула вперед, и в зале стало еще более тесно.
– К тому же вы забываете, что, если он умрет, в моих руках появится новый слуга и….
– И она заставит его сожрать твое лицо, – ухмыльнулась Лавиани, готовясь в любой момент использовать талант, чтобы спасти Пружину, стоит лишь треттинцу напрячь мышцы плеча.
Шерон, уперев локти в стол, сплела пальцы в замок, положила на них подбородок, словно задумалась над задачей.
Солдат, на лбу которого выступила испарина, покосился на неподвижную гору мертвого, но живого мяса и осторожно убрал клинок от Тэо, а затем и вовсе вложил его в ножны. Его товарищи с большим сомнением сделали то же самое.
– Прекрасно, – одобрила Шерон. – Продайте лошадей.
– Мы можем взять их и так. – Сойка решила озвучить очевидную вещь.
– Можем. Но они, полагаю, купили их за свои деньги. И подобная потеря довольно сильно бьет по кошельку. Зачем нам, чтобы эти люди вспоминали нас плохим словом?
– Они все равно будут.
– И все же – дай им хорошую цену. И за упряжь не забудь.
– Мои монеты не бесконечны, девочка, – проворчала та, но стала отсчитывать серебряные марки, думая о том, что в Рионе опять придется обчищать карманы какого-нибудь дуралея. Денег и вправду оставалось совсем немного. – Я делаю это только из-за хорошего отношения к тебе. Не терплю, когда мной командуют.
Треттинцы смотрели на это со злостью, но свинья, которой надо было сделать лишь несколько шагов, чтобы оторвать людям ноги, принуждала вести себя разумно.
– Вы помните, что должны передать лейтенанту, сиор? – Шерон одним движением брови приказала свинье отойти.
– Извинения. – Солдат не отвел взгляда от мертвого зверя. – Шерон из Нимада спешит в Риону.
– Это было глупо, – наконец сказала Лавиани, решив, что нет смысла орать. – Глупо. Тупо. И недальновидно.
Городок остался позади, и вечерний тракт был пуст. Тэо и сойка ехали на собственных лошадях, Бланка расположилась на лошади Шерон, сразу за указывающей.
– Ты вообще хотела их убить, – напомнил акробат.
– Ну и убила бы. В первый раз, что ли?
– А еще трактирщика. А еще мясников и всех, кто видел нас на улице. Перестань, – попросила Шерон. – Я осознаю последствия сделанного.
– Да неужели? Мало того что они могут отправить за нами погоню, так еще и когда новость дойдет до окружения герцога… Тебя будут искать. Никто не желает некроманта у себя под боком.
– Возможно.
– Не «возможно», а точно. Что ты вообще задумала?
– Слухи летят быстрее птиц. Ты права. И Мильвио будет знать, где мы.
– Так это все ради Фламинго?! Я уже говорила, что поступок глупый?
– А еще ты говорила, что мир велик и шансов встретить Войса немного. Я это изменила.
– Но ты ведь помнишь, что тебя ищет карифский герцог? Теперь он получит информацию, где ты.
– Значит, надо быть осторожными, пока не приедет Мильвио.
– Проще сказать!
– Дело сделано, Лавиани. Я выбрала. Пусть тебе это кажется глупым, но лучше так, чем годами ждать новостей. Мы все способны за себя постоять. А если герцог мало-мальски разумен…
Сойка фыркнула.
– Арбалетный болт прекрасно лечит проблемы некромантии. Приберегу «а я тебе говорила» для подходящего момента, который, без сомнения, наступит. И довольно скоро.
– Если, конечно, кто-то поверит свидетелям, – подала голос Бланка. – Велика вероятность, что скептики решат, что солдаты напились или сговорились.
– Поэтому я оставила свинью «жить». На какое-то время. Пусть все желающие убедятся.
Лавиани поежилась, покачала головой, сплюнула и буркнула:
– Рыба полосатая. Вы сведете меня в могилу своими идиотскими поступками.
И ей никто не посмел возразить.
Глава четвертая
Облако
«Канционе д’ачайо» говорят мастера фехтования Треттини, что означает: «песнь стали».
«Канционе д’ачайо» говорят тому, кто пришел в зал первый раз. Ибо он желает ее услышать.
«Канционе д’ачайо» говорят тому, кто стал мастером. Ибо он может ее петь.
«Канционе д’ачайо» говорят, когда закончился поединок, если он был прекрасен искусством. Ибо сила песни стали в ее красоте, эффективности и наследии школ.
«Канционе д’ачайо», прощаясь, говорят тому, кто погиб в бою. Ибо он ушел, создавая ее.
Мастер фехтования Луиджи Спади. «Трактат для достойных учеников»
– Сюда? – с сомнением спросил Вир.
Бард с лютней на широком ремне, в цветастом плаще, расшитом серебристой нитью, с удивлением посмотрел на внезапно заговорившего незнакомца.
– Это вопрос? Что это за странный язык, парень?
