Лестница оказалась вызовом его стойкости. Он оставлял на ступеньках частые алые капли. И прошло, казалось, четверть часа, прежде чем удалось подняться на второй этаж. Спутник Орсио бился в судорогах, на его губах выступила алая пена, в щеке все еще торчала заколка Бланки. Сам же старший мастер фехтовальной школы пытался высадить крепкую дверь, зло сквернословя. Увидев Вира, он сплюнул:
– Что ты устроил, парень?! Какого шаутта?! Все бы закончилось мирно, если бы ты немного помог мне, а не мешал!
– Отойди от двери. – Вир шагнул в сторону седоусого и поднял меч.
Лавиани чувствовала себя лисой, которая, вернувшись в нору, ощутила запах побывавших в ней охотничьих псов.
Смеркается, ворота едва прикрыты, входная дверь выломана, пахнет смертью. В саду она нашла мертвецов и одного живого. Он лежал на спине, хрипел, булькал, и на том, что было его лицом, то и дело надувались кровавые пузыри.
Она пошла в дом, по четким следам алой дорожки поднялась по лестнице. Мертвец в латах лежал навзничь возле распахнутой двери. Вир сидел там же, прислонившись к стене, в потемневшей одежде, опустив голову на грудь, и в первый миг сойка решила, что он мертв.
Но нет. Услышала, что дышит, хотя и без сознания.
Его противник стоял на четвереньках, распахнув рассеченный рот, поливал своей жизнью мраморные плитки пола. Затем он упал на бок, одежда разошлась, а вместе с ней разошлись и края страшной раны, открывая грудную клетку, перерубленные ребра, вяло бьющееся сердце. Седоусый, все еще не осознавая, что убит, попытался встать, поскользнулся на липкой луже, рухнул, крепко приложившись головой о пол.
И больше не шевелился.
Лавиани шагнула к Виру, когда ее сбили с ног и две огромные лапы опустились на грудь, придавив немалым весом. Страшное уродливое рыло склонилось над ней, в глазах плескалось злое алое пламя.
Попробовала применить талант, но, к ее удивлению, ничего не вышло.
– Ах ты, гадкое крысиное отродье! – прошипела она зверю.
Вес на нее давил такой, что дышать приходилось через силу, захватывая воздух лишь короткими вдохами.
Она собралась ударить ножом, но тварь быстро переставила одну лапу, прижав ее руку к полу. Лавиани готова была поклясться, что существо усмехается.
– Откуда я тебя знаю? – спросил скрипучий голос, и ей пришлось повернуть голову, скосить глаза, чтобы увидеть человека, стоявшего возле окна, на фоне далекого ярко-синего зарева.
Лапа на груди чуть приподнялась, давая ей возможность ответить:
– Мильвио убьет тебя за это!
– Хм… и ты знаешь, кто я… Нет. Не убьет. Когда сделаю, что задумал, и он поймет, что я прав.
– А Нэ прикончит за мальчика.
– Вот здесь ты куда ближе к истине, – с задумчивой печалью произнес Кар. – Проще обняться с ежом, чем выдержать ее гнев. Так откуда я тебя знаю? Где мы встречались?
– В первый раз тебя вижу, ублюдок!
Он присел перед ней на корточки, размышляя. Заметил нож. Потянул за лезвие, но она не разжала пальцы, и тогда зверь сильнее надавил лапой на ее предплечье. Она сопротивлялась еще несколько секунд, рыча, пока не поняла, что еще немного и у нее треснут кости.
– Нож Родриго? Ну надо же!
Кар цепко взглянул на нее и неожиданно улыбнулся с приветливостью людоеда, в ловушку которого попала очередная жертва.
– А ты постарела.
– Пошел ты!
– Удивительно. Сойка…
Тварь негромко рыкнула.
– Ничтожный противник для такого, как ты, – кивнул Кар зверю. И снова повернулся к Лавиани:
– …С какого кладбища тебя выкопал Войс? Бретто был без ума от той соплячки. Так вот кому он отдал клинок… Анселмо пришел в ярость, лишившись его.
Кар равнодушно бросил нож обратно на пол.
– Довольно забавно, что утрата железки послужила последней каплей, чтобы нынешний герцог решился действовать. Ведь ты понимаешь, о чем я говорю? Ты предупредила тогда Бретто, и с этим он пришел ко мне. Но из него вышел бы плохой правитель. Треттини нужна крепкая рука.
– Да плевать мне!
– Удивительно, сколько проблем после Бретто владетелю пришлось решать спустя десятилетия… Когда уже считалось, что ему ничто не грозит.
– Убери эту вонючую дрянь!
Она даже поверить не могла, что он это сделает. Сказала лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Но зверь снял лапы, сев и все так же следя за ней.
– Прикончить тебя ничего не стоит. Но твои слова о Нэ заставляют задуматься. Она спросит с меня. Мне некогда этим заниматься, но мальчишку еще можно спасти. Так что выбор у тебя очень простой. Или ты помогаешь ему, или Облако обедает.
Лавиани прожгла Кара ненавидящим взглядом и сделала свой выбор.
Город был наводнен мэлгами, шауттами, гигантами и заблудившимися. Они бродили по улицам, стояли на площадях, веселились, пели и пили. Плясали, дурачились. Большие и маленькие. Тэо шел среди них, улыбаясь, пробирался через толпу, стараясь не повредить восстановленную мастером лютню Велины.
Ее наконец-то отдали, и звук, который издавал музыкальный инструмент, вновь стал мелодичным.
Пружина спешил назад, к цирку, где меньше чем через час должно было начаться представление, а Риона утопала в цветах, смехе, улыбках, вине, предвкушении и «темных» созданиях.
Фестиваль циркового искусства был совмещен с более древним праздником – Карнавалом мрака, когда по старой традиции люди наряжались выходцами той стороны. Теперь множество горожан облачились в костюмы, надели маски и бродили по городу, «пугая» прохожих.
Веселье должно продлиться целую неделю, в конце которой награждали лучший цирк и артистов.
Какая-то девушка в плаще шаутта сунула Тэо полумаску из черной бумаги.
– Веселись, чужестранец! – сказала она. – На время можно забыть о бедах! Тьма не идет к тьме!
Так повелось из века в век. Жители Рионы перевоплощались в злобных существ, показывая «мраку», что место уже занято и пусть он проходит мимо. А Риона в этом году действительно желала забыть о беде. Хотя бы на время.
Не думать о том, что уже через семь дней первые корабли огромной новой флотилии его светлости пересекут море, чтобы привезти в страну армию чужеземцев, которая должна помочь остановить врага. Не думать о войне. О росте налогов, о том, что непонятно как все сложится и наступит ли для них будущее.
Или Вэйрэн и те, кто ему служат, всего их лишат?
За радостью и весельем южане прятали тревоги и страхи.
Когда Тэо добрался до цирка, начинались первые выступления. Трубили трубы, волновались на ветру флаги, на домах, улицах, фургонах и столбах зажигали дополнительные огни.
