— Как же я соскучилась по тебе! — воскликнула она. — Ах, дорогой муженек!
Затем отступила на шаг:
— Еще раз!
Я отбежал к озерцу, перескочил на островок, дождался, когда Гейр окажется на другом, и мы повторили все снова с тем различием, что на этот раз возвращались бегом.
Снова она меня обняла.
Сердце у меня колотилось, потому что я не просто стоял в глубине леса под таким далеким небосводом, но и погрузился в глубины самого себя и оттуда глядел на распахнувшееся мне светлые сияющие высоты.
От ее волос пахло яблоком.
Сквозь материю толстой стеганой куртки я ощущал ее тело. Щека, прижавшаяся к моей, горела огнем.
Мы трижды сыграли в эту игру. Затем побрели дальше в лес. Уже через несколько метров начался спуск, а поскольку на склоне росли главным образом лиственные деревья, подножие горы было завалено красными, желтыми и бурыми листьями, которые расстилались ковром между стен, образованных древесными стволами. Где-то журчал ручей, рощица сузилась вокруг тропинки, круто спускавшейся к проезжей дороге, которую мы не видели, пока не приблизились к ней на расстояние в несколько метров.
По ту сторону за полого спускавшимся полем открывался пролив, глинисто-серый, а раскинувшееся над ним небо казалось чуть светлее.
По дороге мчались машины, так что мы, идя вдоль нее, прижимались к кювету. Бутылки, которые мы находили здесь раньше, всегда были новенькие и блестящие, те же, что попадались в лесу, иногда были облеплены сухой травой и листьями, а иногда в них оказывалось полно мелких лесных тварей, поднять такую бутылку было все равно что взять в руки ком земли.
Но сегодня что-то ни одной бутылки не попадалось. Поравнявшись с домом Ларсена — полуразвалившимся строением барачного типа, когда-то бывшим одним из зданий крестьянской усадьбы, а теперь доживавшим свой век на клочке между дорогой и лесом; Ларсен, как и мой папа, служил учителем и, по слухам, не раз приходил на работу пьяным, — мы перешли через дорогу и зашагали по гравию обочины к Гамле-Тюбаккену. Попутно мы посматривали, не попадется ли бутылка, но уже без прежнего энтузиазма. Вскоре мы вступили на территорию поселка. Старые белые домики среди старых садов, засаженных фруктовыми деревьями и ягодными кустами. Все краски в долине, через которую мы проходили, были такими яркими, а листья били в глаза желтизной, отливающей в красный цвет, так что казалось, я иду по дну ящика, крышкой которому служит небо, а стенами — поднимающиеся со всех сторон склоны.
Через несколько сотен метров мы подошли к просторному участку с поднимающимся по склону газоном, за которым начинался лес. Домик на самом верху был до странности маленький, учитывая величину участка. К нему вела посыпанная песком дорожка, и мы остановились у почтового ящика, где она начиналась, потому что наверху, за домом, на берегу падавшего каскадом из лесной чащи ручья, стояла пожилая женщина и пыталась вытащить из него застрявшее дерево.
Дерево было раза в три длиннее ее роста, с раскидистой кроной из тоненьких веточек.
Каким-то образом она, по-видимому, нас заметила, потому что вдруг выпрямилась и посмотрела в нашу сторону. Замахала рукой. Не в знак приветствия, а жестом к себе, то есть хотела, чтобы мы подошли.
Мы со всех ног бросились к ней вверх по песчаной дорожке, через размокшую лужайку и встали перед ней и ждем.
— Вы с виду такие сильные, — сказала она. — Как думаете, не могли бы вы помочь старушке? Я хотела вытащить это дерево из ручья. Оно тут крепко застряло.
Польщенные, мы принялись за работу. Гейр подошел к воде как можно ближе и схватился за одну ветку, я сделал то же самое с другой стороны, а Анна Лисбет и Сульвей взялись за ствол. Сначала дерево не поддавалось, но тогда Гейр стал подзадоривать нас: «Раз-два, взяли, раз-два, взяли»; мы налегли дружно и понемногу вытянули дерево, тут с другой стороны его подхватил ручей и своим напором повернул в нашу сторону, но мы держали его крепко, не отпуская, и в конце концов вытащили на берег.
— Ну, какие же вы молодцы! — похвалила старушка. — Огромное вам спасибо! Сама бы я уж точно никогда с ним не справилась. Ничего не скажешь — вы настоящие силачи! Подождите здесь, сейчас я принесу вам награду!
Глядя себе под ноги, она прошла к дому и скрылась за дверью.
— Как думаете, что она нам даст? — спросил я.
— Наверное, печенья, — сказал Гейр.
— Или пакет булочек, — сказала Анна Лисбет. — По крайней мере, у моей бабушки они всегда есть.
— А я думаю, яблоки, — сказала Сульвей.
И как только она сказала, я тоже поверил, что яблоки, потому что напротив через дорогу росло много яблонь.
Но когда она снова вышла и так же согнувшись пошла в нашу сторону, руки у нее оказались пустые. Неужели у нее ничего не нашлось?
— Вот, смотрите, — сказала она. — Вот вам маленькая благодарность за помощь. Кому дать в руки? Она одна на всех.
Она протянула нам монету. Это были пять крон.
— Пять крон!
— Я могу взять, — сказал я. — Большое вам спасибо.
— Это я вам должна быть благодарна, — сказала старушка. — Ну, всего вам доброго!
Обрадованные, мы бегом побежали вниз. И машинально зашагали по той же дороге, по которой пришли, на ходу обсуждая, как поступить с деньгами. Мы с Гейром хотели, не откладывая, пойти в магазин и накупить на всех конфет. Анна Лисбет и Сульвей тоже собирались купить конфет, но идти в магазин не сейчас, время уже подошло к полудню, и нам пора было возвращаться домой. Мы договорились пока приберечь деньги и купить конфеты только завтра.
Дойдя до своей тропинки, Анна Лисбет и Сульвей отправились домой, а мы с Гейром пошли дальше по дороге к магазину. Дойдя до места, мы не могли утерпеть до завтра, как собирались, пятикроновая монетка жгла нам карман, кроме нее, мы ни о чем не могли думать. Откладывать покупку до завтра мы были просто не в силах и решили купить конфеты сейчас, но пока не есть, а завтра сделать Анне Лисбет и Сульвей сюрприз.
Так мы и поступили.
Но едва мы, купив конфет, вышли на дорогу, как встретили папу Гейра, он ехал в своем «жуке». Рядом с нами он остановился и, протянув руку, открыл дверцу.
— Залезай, — сказал он.
— А можно Карлу Уве тоже сесть с нами? — спросил Гейр.
— Нет, потому что мы не домой, — сказал он. — Мы едем в город. Так что в другой раз, Карл Уве.
— Окей, — сказал Гейр и, повернувшись ко мне, шепнул театральным шепотом: — Смотри только не ешь конфеты.
Я помотал головой и постоял, глядя, как Гейр садится в машину и машина трогается. Тогда я подбежал к каменному ограждению и, перескочив через него, бегом помчался по склону к детской площадке, мимо разбитого автомобиля, через футбольное поле и затем через лес по краю болота. Перед тем как появиться в поле видимости домашних, я остановился и переложил конфеты из пакета, рассовав их по всем четырем карманам куртки. Бросив пустой пакет, я выскочил на дорогу, спустился вдоль торцовой стены дома, в которой светилось окно гостиной, и выбежал на дорожку перед крыльцом. Папина машина стояла на обычном месте. И велосипед Ингве!
