– Юрлов, продолжи осмотр, – приказал полковник, и старший прапорщик с досмотровым зеркалом дважды обошел вокруг машины, но ничего больше найти не сумел. Как и должно было быть.
– Машину откройте, – обратился ко мне Николаев.
– Ордер на обыск предъявите… – вовремя вспомнил я, что в бардачке у меня лежит трубка «БлекБерри», то есть вторая моя трубка, а под ней ноутбук, где осталась стертая видеозапись. Но ее ведь могут и восстановить. Тем более что стерта она только сегодня. И там же лежит «флешка», смотреть которую ментам вовсе не обязательно.
– Ладно. Пусть машина пока останется здесь. Пока мы не знаем, что за порошок в пакете, мы не имеем права проводить обыск. Рядом с машиной я оставляю двух часовых, а мы едем к нам в управление.
Я согласно кивнул и первым направился к микроавтобусу. Пара спецназовцев двинулись за мной. Я не видел того, что происходило далее, только слышал, как понятым предложили подписать протокол, в котором отражалось изъятие пакета с белым порошком и мое задержание.
Скоро все протокольные тонкости были завершены, и мы поехали…
* * *
Когда мы отъезжали от больничных никогда не закрывающихся ворот, рядом у дороги стояла машина. Простой маленький грузовичок «Хенде Портер». Я сумел посмотреть сквозь тонированное стекло микроавтобуса на водителя. Мне показалось, что за рулем сидел человек, очень похожий на киллера, что так настоятельно искал встречи со мной. Хотя полной уверенности в том, что это был именно подполковник Николаев, у меня не было – лицо водителя грузовичка промелькнуло слишком быстро. Однако ничего удивительного в самом факте его появления там не было. Просто подполковник Николаев мог пожелать удостовериться, что его провокация сработала, что меня в самом деле задержали и отправили в областное УВД. Только почему именно в областное, словно не существует городского? В моем понимании делами в городе занималось городское управление, а делами за его пределами – областное и отделы в сельских районах. Но об этом выборе следовало спрашивать у самого киллера. Это его предпочтение. А с чем оно связано, мне лично предположить трудно. А предположить можно было все что угодно, вплоть до игры, вызванной совпадением имени-отчества и фамилии начальника отдела с такими же личными данными киллера. Подполковник Николаев любил свои дела обращать в игру, так ему легче работалось. Хотя, скорее всего, дело было в моей деревенской регистрации. Деревня – это не областной центр…
До здания областного УВД добрались быстро. Ехали с сиреной и с включенными «проблесковыми маячками». Меня сразу разместили не в «обезьяннике», как я предполагал, а в подвальной камере. Хотя сам «обезьянник» в здании все же был – рядом со стойкой дежурного. И, когда меня проводили мимо него к лестнице в подвальное помещение, я успел заметить там трех человек, внешне похожих то ли на бомжей, то ли на деревенских трактористов, но подполковника Николаева среди них я не заметил. Он, в отличие от этих людей, всегда был аккуратистом. Но, видимо, из-за весомости пакета с порошком менты посчитали мое дело особо тяжким, и меня сразу отправили в «одиночку». А отсутствие киллера в «обезьяннике» меня не удивило. Если это именно он был около больницы, то здесь его быть еще не могло. Но я все же предпочел бы, чтобы Николай Николаевич оказался ближе ко мне, чем к Тамаре. Тем более что я подготовился к встрече с ним и в любую минуту был готов вытащить из подошв гвозди или снять с пояса удавку.
Перед тем как поместить в камеру, меня обыскали, отобрали смартфон, часы, все документы, авторучку и зачем-то пустую поясную кобуру от пистолета. Видимо, кобура охраннику понравилась, и он рассчитывал, что я не скоро буду иметь возможность потребовать ее возврата. Я особо настоял на том, чтобы все отобранное было засвидетельствовано протоколом.
Долго отдыхать мне не позволили. Хотя я удобно устроился на лежаке и сразу уснул, уже минут через сорок за мной пришли и грубовато разбудили. Правда, я проснулся гораздо раньше – только услышав шевеление ключа в замке, но делал вид, что крепко сплю. За спинами коренастых охранников я увидел голову эксперта ФСБ, которого уже встречал в кабинете Альтшулера и перед дверью кабинета. Видимо, он принимал участие в экспертизе порошка в пакете, что извлекли из-под моей машины.
Как и в подвал, меня повели под конвоем на второй этаж, где располагался отдел по контролю за оборотом наркотиков.
Полковник Николаев выглядел убитым горем человеком. Впечатление складывалось такое, что его только что огрели тяжелым кирпичом по голове. Надо же, как зло какие-то непонятные люди подшутили над ним! Он уже рассчитывал на раскрытие какого-то значимого по своей гласности и эффекту преступления, а тут оказалось, что вместо обещанного кокаина в пакете был простой порошок мела для строительных работ. Да и офицера с удостоверением сотрудника ФСБ Николаеву тоже хотелось бы иметь среди обвиняемых. Но все сорвалось, поскольку и порошок был не тот, и ни на пакете, ни на магните не было обнаружено моих отпечатков пальцев. А кто сообщил в отдел о «закладке» такой большой дозы наркотика, было, скорее всего, неизвестно.
Но полковник Николаев умел держать себя в руках. Вставать, когда меня привели в его кабинет, он не стал. Я, впрочем, не обиделся. Его живот так плотно врезался в край стола, что каждый подъем с места граничил для полковника с подвигом, тому же столу грозило при этом подвиге опрокидывание.
– Ну что, гражданин Кукушкин, мы вынуждены, к сожалению, тебя освободить «за недостаточностью улик»… Посмотри все, что у тебя забрали, и распишись в получении.
Полковник выложил на стол мой пистолет, копию приказа министра обороны о награждении меня именным оружием, мой смартфон, авторучку, документы и поясную кобуру. Все было на месте, и мне осталось только расписаться в возврате. Что я и сделал.
– А скажи-ка мне, Кукушкин, кто доложил в ФСБ о твоем задержании? Как так получилось, что к нам прислали для контроля вашего эксперта?
– Думаю, это кто-то из охранников моей жены, – пожав плечами, предположил я. – Скажите спасибо, что они стрелять из окна не начали. Вы перед ними как мишени в тире «светились». Быстро бы всех вас перебили… А если бы моя жена со своим наградным пистолетом присоединилась, тогда вообще ни у одного не было бы шанса уйти. Она из пистолета с пояса стреляет лучше вашего снайпера, стреляющего из своей винтовки.
– Ладно, – сказал полковник с грозными нотками в голосе, – можешь быть свободен. Охранники тебя до выхода проводят. На пост я уже позвонил. Иди, чего ждешь…
Ждал я, честно говоря, что он хотя бы извиниться за задержание, но это было, видимо, не в привычках полковника. Настаивать, впрочем, я не стал.
Мы двинулись на выход вместе с экспертом. Один из охранников шел впереди, показывая дорогу, второй замыкал строй. Дежурный майор был, как сказал Николаев, предупрежден и только сделал знак стоящему у дверей полицейскому сержанту, который нас пропустил без задержки. Но я в дверях обернулся. Дежурный провожал нас взглядом, полным ненависти, что легко было понять – это не ненависть конкретно ко мне или к эксперту, это вселенская ненависть типичного мента ко всему человечеству. Я давно замечал такие чувства среди ментов. И имею твердое убеждение, что подобных людей только за один ненавидящий взгляд следует гнать из органов большущей метлой.
