Сбоку поднялась суматоха, мелькнул ягодно-алый просверк, и появилась Изабелла — щеки зарделись, капюшон откинут, пряди волос лисьего окраса выбились из-под затейливого зелено-золотого стеганого головного убора, нос брезгливо сморщен при виде крови, кишок и мух. За ней подъехал безмятежный Брюс, а следом — Куцехвостый Хоб и Том Пузырь, оба мрачнее тучи, блестящие от пота, на который мошка слеталась, как на мед.
— Вон она, ваша женка, — сказал Сим у локтя Хэла. — Довольно невредимая. Как вы там ее нарекли — похотливая… кто?
Хмыкнув, он пришпорил коня, прежде чем Хэл успел огрызнуться, чтобы не совал нос не в свое дело.
— Куницы, — весело воскликнула Изабелла, и Брюс со смехом почти сразу выдал: richesse
[31]. Хэл заметил, как набычился Бьюкен, и мимоходом заинтересовался, куда подевался Киркпатрик.
Из подлеска почти под копыта Брадакуса выскочил рыжевато-коричневый зверек с куцым белым хвостиком, заставив громадного боевого коня взвиться на дыбы. Бьюкен, взревев, с побагровевшим лицом натянул поводья, сдерживая заплясавшего полукругом коня, а затем тот лягнул обоими задними копытами, вскользь задев лошадь Брюса. Та, запаниковав сверх всякой меры, взвизгнула и понесла. Всадник, пойманный врасплох, покачнулся, а собаки взбесились, и даже большие дирхаунды рванулись вперед, но их тут же осадили окрики Псаренка и Лисовина Уотти.
Изабелла, запрокинув голову, смеялась, пока совсем не обессилела.
— Зайцы, — крикнула она в спину отчаянно раскачивающемуся Брюсу, и Хэл, помимо воли ощутив, как в паху что-то трепыхнулось, поерзал в седле. А потом вдруг сообразил, что доезжачий орет, и, полуобернувшись, увидел, что самая крупная зверюга из аланов, непривычная к охоте и рвущаяся на волю, выдернула свою цепь из кулака проводника и с рычанием устремилась за Брюсом.
Последовал момент оцепенения, когда Хэл посмотрел на Сима, и оба устремили взгляд на спешившегося Мализа, взиравшего вослед удравшей борзой, выражение лица которого переходило от свирепого рыка к триумфальному ликованию. Настолько мимолетно, что Хэл чуть не прозевал его. А потом Мализ обернулся к проводнику алана, и тот ответил ему взглядом.
Нутро Хэла прямо заледенело. Борзую выпустили намеренно — и потом, чтобы вышколенный боевой конь испугался зайца из-под кустика?
— Сим… — бросил он, одновременно давая Гриффу шенкеля, но тот, уже углядев то же самое, припустил за Хэлом, криком призывая Лисовина Уотти и Куцехвостого Хоба. Бьюкен, чудом снова обуздав Брадакуса и изо всех сил сдерживая улыбку, смотрел, как они ломятся через подлесок в погоне за Брюсом.
Сивый Тэм, сгорбившись на кобыле, неуклонно продвигался вперед, среди вертящейся и бурлящей вокруг охоты, понимая самую суть: что теперь он чересчур стар и медлителен, так что добрался до охоты, когда все было кончено, кроме свежевания. Тэм понял, что свежевание идет полным ходом, потому что все чаще поминались тук и нутряное сало, потроха и ливер, помет и фекалии.
Исчезновение Брюса и остальных он воспринял лишь как досадную помеху со стороны благородных олухов, гоняющихся за зайцами.
— Ступайте за графом Каррикским, — приказал Сивый Тэм тем, кто поближе. — Порадейте, чтобы он не плюхнулся на свою высокородную задницу.
* * *
Брюс, державшийся изо всех сил, наконец совладал с обезумевшей верховой лошадью — и вдруг осознал, что остался один-одинешенек, и горло у него перехватило от страха. Поворачивал туда-сюда, слыша крики, но не в состоянии определить направление, а потом из страха, что его беспокойство заставит дрожащую лошадь снова понести, он спешился и принялся оглаживать шею и морду животного, чтобы успокоить его.
Зайчонка давно и след простыл, и Брюс тряхнул головой от огорчения, что позволил своей лошади понести, хоть ее и спровоцировал лягнувшийся боевой конь. Зайцы, подумал он, свирепея. «Заячий помет» — вот что он с наслаждением ей скажет.
Огляделся на дубы и грабы, сквозь листву которых едва пробивались лучи солнца, касаясь лица деликатно, как теплые кошачьи лапки. Папоротник здесь был весь потоптан, в воздухе завис запах смятой травы, взрыхленной почвы и железистый привкус крови, вселивший в Брюса беспокойство. Загадка, откуда здесь взялся заяц, зверь отнюдь не лесной, грызла его; как привкус блевотины, всплыла мысль о заговоре.
Потом он сообразил, что как раз здесь дирхаунды и завалили оленя, и малость расслабился, отчего и верховая лошадь, в свою очередь, задышала ровнее. Но, несмотря на это, сильный запах мускуса по-прежнему озадачивал его, тем более что исходил он от взмыленных боков и седла верховой лошади, щекоча ему ноздри весь день.
И тут из подлеска вылетел алан, будто распрямившаяся в броске черная змея, — встрепанный, с клокочущим в горле рычанием. С разгону чуть проскользил, остановился и начал подкрадываться, медленно и целенаправленно, припадая на напряженных передних лапах к земле, с капающей из пасти слюной.
Брюс прищурился и тут ощутил первый укол страха: пес подкрадывался к нему. А затем в глубочайшей панике, сдержать которую смог, лишь скрутив себя узлом, постиг, что и мускус, и запах того зайца, крови и внутренностей специально втерли в седло и бока лошади. А теперь малость заячьего запаха перешла и на него.
Последовала пауза, и Брюс лихорадочно ухватился за кинжал на поясе, видя неминуемое в нарастающем напряженном подрагивании ляжек бестии. Откуда-то донеслись крики и клич охотничьего рожка — слишком далеко, заполошно подумал он. Слишком далеко…
Черная тень метнулась вперед — низко и быстро, изготовившись выпустить кишки этой странной, крупной, двуногой дичи с правильным запахом и неправильным видом. Верховая лошадь, взвизгнув, взмыла на дыбы и заплясала прочь, запутавшись поводьями в папоротнике, а алан, сбитый с толку запахом сразу двух жертв, замешкался, выбрал ту, что помельче, и с рыком ринулся вперед.
Что-то метнулось сквозь траву пегой стрелой с жесткой всклокоченной шерстью. Врезалось в бок алана на лету, и Брюс, выставивший предплечье, чтобы защитить горло, отшатываясь и уже мысленно ощущая вес и зубы зверя, увидел взорвавшийся рыком и сверкающий клыками шерстяной клубок, покатившийся по траве и сразу распавшийся. Последовала кратчайшая пауза, а затем алан и Микел снова ринулись друг на друга, как тараны.
Их тела извивались и кружились, расходились и сцеплялись. Зубы лязгали, глотки рычали; один пес вдруг заскулил, брызнула кровавая слюна. Ошарашенный Брюс мог лишь стоять и смотреть, пока верховая лошадь плясала и визжала на конце своей привязи, — а потом подлетел второй серый силуэт, и ком сцепившихся гончих с рычанием покатился. Драка продолжалась еще какое-то время, а потом алан, не выстоявший против двух противников, вырвался из зубов дирхаундов и припустил прочь.
Тут появились Хэл и Сим, за ними Лисовин Уотти и Псаренок с зажатыми в кулаке поводками и едва угнавшийся за всем Куцехвостый Хоб. Они подоспели как раз вовремя, чтобы увидеть, как у алана, преследуемого по пятам призрачно-серыми силуэтами, передние лапы вдруг подогнулись, и он упал, покатившись кубарем, пока не распластался обмякшей недвижной грудой. Дирхаунды с разгону проскочили мимо, так что им пришлось, оскользнувшись, остановиться и вернуться, но жертва оказалась мертвее мертвой, так что им оставалось лишь попирать ее лапами, рыча и поскуливая от неутоленного кровожадного упоения, недоумевая, что это за сучок с кожаным оперением вдруг вырос у собаки из шеи.
