«Ди Джей? Какой такой Ди Джей?»
— Что, мы все пропустили? — спросил Виктор, поспешно входя в комнату вместе с женой. От его лабораторного халата пахло потом и металлом. От Вивеки — гарденией и восковым гримом.
— Где Билли? — спросила Вивека.
— Тс-с-с! — шикнула Фрэнки, застывшая перед телевизором, словно зомби. — Бретт приходит в сознание. Он будет говорить.
Камера отъехала, демонстрируя больничную палату. Лимонно-желтые стены, увешанные открытками с пожеланиями скорейшего выздоровления. Окно с видом на автостоянку. И Бекку, стоящую рядом с матерью Бретта, в футболке с надписью «Белое — это новое зеленое», с надеждой на лице.
Фрэнки ахнула.
— Что за хамская надпись!
— Что за хамское лицо! — поправила ее Клео.
— Полный мех, — согласилась Клодин.
— Хорошо, что бабушка Штейн не видит этих жутких «перьев» в волосах, — сказала мужу Вивека.
Фрэнки снова шикнула на них на всех: камера снова дала изображение Бретта крупным планом. Его прекрасные губы шевельнулись.
Какой-то репортер навис над кроватью Бретта с микрофоном и, прищурясь, уставился на парня.
— Похоже, Бретт пытается что-то сказать, — произнес журналист басом, не вязавшимся с его мальчишескими чертами. В нижней части экрана появилось его имя — Росс Хили. — Бретт, ты меня слышишь? — спросил он.
— Хдна? — пробормотал Бретт.
Бекка с матерью Бретта придвинулись ближе.
— Би-бой, ты меня слышишь? Я — Росс. Росс Хили, из отдела новостей второго канала. Ну, помнишь — «Второй — это истина-а!» — пропел он.
— Хдна? — снова пробормотал Бретт.
— Он сказал: «Мама»! — Миссис Реддинг заплакала от радости. Ее черные кудри длиной по плечи закачались из стороны в сторону. — Ведь правда же, лапочка, он сказал «мама»?
— Мумию тебе, а не маму! — Клодин подняла руку Клео.
Девочки захихикали.
— Хдона?
— Он спрашивает: «Где она?» — объяснила Бекки, отодвигая мать Бретта в сторонку. — Он зовет меня! — Она провела рукой по волосам Бретта, растрепав их еще больше. — Бретт, ты меня ищешь?
— Отвали, ты, ненормальная! — выкрикнула Лагги в экран телевизора. — Он ищет Фрэнки! А вовсе не тебя, склочница!
— Бекка? — выдавил Бретт и закашлялся.
К нему тут же подбежала сиделка с чашкой ледяной стружки. Бретт положил в рот немного льда и потянулся к Бекке. Их руки соприкоснулись, и лицо Бретта просветлело. Бекка засияла. Фрэнки понурилась.
— Как ты себя чувствуешь? Все нормально? — спросил Бретт. Его синие глаза жадно изучали Бекку.
Бекка кивнула.
— Теперь — хорошо.
С дивана донеслось хоровое изображение позывов к рвоте. Фрэнки мысленно улыбнулась.
— Я так переживала за тебя, — сказала Бекка, промокая его влажные губы бумажным носовым платком.
— Ты что, шутишь? — Бретт сел. — Это я за тебя переживал.
— Правда, это поразительно? — приглушенно произнес Росс, словно оператор-документалист, только что заснявший рождения жирафенка. Фрэнки захотелось выдрать нитки из шейного шва и задушить его. Вот это точно было бы поразительно!
— Бекка, я думал, что убил тебя! — Бретт всхлипнул. Из носа у него выскочила гигантская сопля.
— Ой фу! — воскликнула Лагги. — Видали, какая козюля?
Сияющая улыбка Бекки развеялась быстрее, чем закат, заснятый ускоренной съемкой.
— Отойдите все! — приказал какой-то молодой врач, на медицинской куртке которого было написано «Интерн». Он ринулся к Бретту со шприцом на изготовку. — У него посттравматические галлюцинации!
— Чего?! — Бретт оттолкнул интерна. — Нету у меня никаких галлюцинаций!
— Нет, есть, — подхватила Бекка.
Интерн сделал шаг вперед.
— Нету!
Интерн сделал шаг назад.
— Есть!
Интерн сделал шаг вперед.
— Да дайте вы ему сказать! — выкрикнула миссис Редцинг.
Все сделали шаг назад.
Бретт сунул в рот еще кусочек льда и повернулся к матери.
— Помнишь мой день рожденья, когда мне исполнилось десять лет?
Она, плача, кивнула.
— Мы устроили в подвале дом с привидениями. Ты хотел торт-ужастик, и я испекла человечка, и мы натыкали в него пластмассовых ножей и полили сверху вишневым компотом.
— Ага… — Бретт сколупнул с ногтя кусочек черного лака. — Когда я задул свечи, я пожелал… — Он сколупнул еще кусочек. — Я пожелал, чтобы…
Он умолк и принялся сдирать лак с ногтя.
— Все в порядке, Би-мэн, — прошептал Росс. — Тебя никто не винит.
Бретт глубоко вздохнул.
— Я пожелал превратиться в монстра. — Он выдохнул. — И я вправду в него превратился, мама!
Интерн снова сделал шаг вперед. Миссис Редцинг оттолкнула его.
— Боже мой, Бретт, не говори так! Никакой ты не монстр! — воскликнула она.
— Как ты можешь так говорить после того, как я оторвал голову собственной девушке?
— Что?! — воскликнули хором Виктор и Вивека.
— Полное золото! — расхохоталась Клео. — Он принял Фрэнки за Бекку!
— У них были одинаковые костюмы, — заметила Клодин.
— Клево-то как! — воскликнула Ляля. — Теперь твои неприятности закончились!
Фрэнки кое-как удалось довольно убедительно улыбнуться. Формально Ляля была права. Это вправду было клево. Если Бретт понятия не имеет о ее существовании, он не может ее ни в чем и обвинить, верно? Его неведение — это просто божий дар! Благословение! Пропуск на выход из тюрьмы!
«Только почему мне сейчас больнее, чем когда у меня отвалилась голова?»
Разнообразные чувства поднимались и опускались в душе Фрэнки, словно расписные лошадки на карусели: облегчение… смятение… оправдание… благодарность… меланхолия… свобода… потеря… Но одно чувство оставалось неизменным — скамья, привинченная к полу так, что с места не сдвинешь, — ощущение собственной ничтожности.
— Ты думаешь, что это была моя голова? — спросила Бекка.
Бретт кивнул.
— Моя голова?!
— Да! — выкрикнул он, спрятав лицо в ладонях. — Я — настоящее зло!
Его мать ахнула.
— Бретт! Никогда так не…
— Это правда, мама! Только настоящий извращенец мог попытаться убить девушку во время лучшего поцелуя в своей жизни.
«Что он сказал про лучший?..»
Девчонки хором ахнули, повскакивали с дивана и кинулись к Фрэнки. Они принялись с визгом обнимать ее, как будто она только что выиграла в реалити-шоу «Американский идол».
