Что, собственно, меняется, когда есть не только тело, но и душа и они взаимодействуют? Меняется очень многое. Человек не только осознает происходящее, но он способен к таким действиям, которые противоречат тому, как действовало бы тело, не обладай оно душой. Декарт, дворянин, офицер, воевавший, прекрасно знает, что человеку на поле боя страшно. И в то же время он знает, что офицер сочтет позором для себя сбежать с поле боя и никогда этого не сделает. Животное, будучи, по Декарту, сложноорганизованным телесным автоматом, в ситуации, когда вокруг рвутся снаряды и пролетают пули, просто бы убежало. Это вытекает из устройства тела. Тело поддерживает свое существование и, попадая в ситуацию опасности, из этой ситуации стремиться уйти. Что же происходит с человеком, почему человек не бежит? Выходит, человек может переориентировать тело на действие даже прямо противоположное тому, к чему тело само по себе склонно в этой ситуации. Но как это происходит? С одной стороны, тело как бы сообщает душе о том, какое значение для него имеет эта ситуация, к чему оно готово. В душе в той или иной ситуации появляется то, что Декарт называет страстью. Страсть души, по Декарту, это некоторое воздействие, которое душа претерпевает со стороны тела. Когда Декарт говорит о страсти, он говорит о ней в том смысле, какой заложен в греческом слове «патос» и который звучит в родственном ему французском слове passion. Одно из значений этих слов – претерпевание. Страсть души, по Декарту, это претерпевание душой воздействия со стороны тела; это то, что душа претерпевает со стороны тела. Причем это не просто ничего не значащее состояние, захватывающее душу. Страсть несет очень важную нагрузку. Она, с одной стороны, дает душе знать, каково значение данной ситуации для тела, а с другой стороны, она не только дает душе осведомленность об этом, она одновременно располагает душу к тому действию, которое вытекает из значения этой ситуации для телесной жизни человека и к которому готовится тело. Так, когда человек испытывает страх, в этом страхе есть не только момент осведомленности о том, что ситуация опасна для тела, но и побудительный момент. Страх побуждает человека бежать, побуждает его действовать в том же направлении, в каком действовало бы тело без души. Страсть пытается вовлечь душу в действие, сообразное стремлению тела поддержать свое существование. Но человек может и не подчиниться страсти за счет того, что, по Декарту, человеческая воля сама по себе свободна и в любой ситуации она способна сохранять автономию.
К примеру, человек может испытывать вызванное состоянием тела желание, например желание есть. Это не значит, что он непосредственно будет удовлетворять это желание, если он, например, сидит на занятии. Далеко не всегда человек пойдет тут же искать еду, он может дождаться конца занятия и на перемене выйти. Что обусловливает действие не в соответствии с телом, а иное? Именно свобода воли, но свобода воли действует не сама по себе. Воля всегда опосредована каким-то представлением. Такие представления могут иметь социальное происхождение. Например, в той среде, в которой человек воспитан, так не принято делать, и он не делает. Или это может быть не только пассивно усвоенным в процессе жизни в обществе представлением, но плодом размышлений над жизнью, принятых решений, когда, скажем, человек осознанно выработал некие принципы и этих принципов держится.
Так вот, воля, опосредованная представлением, способна перенаправить действия тела. Если у человека есть представление, что бегство с поля боя – это позор, это предательство товарищей, предательство Родины, трусость, то он может, несмотря на то что ему страшно, остаться в бою. Декарт говорит, что, чем чаще человек упражняется в действиях, которые проистекают из свободы его воли, а не из того, к чему склоняет его собственное тело, тем более легко он подчиняет себе тело, тем более легко он научается им управлять. Напротив, если человек привык действовать по направлению, в котором толкает его страсть, он в каком-то смысле будет уподобляться животным. Хотя и здесь в определенном смысле опосредование сознанием будет соблюдаться. Вряд ли можно представить себе человека, который, будучи голоден, направлялся бы к ближайшей еде, невзирая на то, продается ли она, или просто лежит, или это товарищ положил какую-нибудь булочку, чтобы потом съесть, – так, что он просто увидел бы пищу и съел, как животное. Такого обычно не бывает, все равно те или иные представления опосредуют действия человека. Но Декарт говорит, что хорошо бы, чтобы это опосредование было четко выстроено. Хорошо бы, говорит Декарт, чтобы мы действовали на основании тех принципов, которые явились плодами зрелых размышлений. Хорошо бы, чтобы наши принципы были действительно нами всерьез обдуманы. Но при этом их должно быть не очень много и они должны носить достаточно общий характер. Потому что если принципов будет много или мы каждый раз по каждому случаю будем задумываться и долго решать проблему того, как в этом случае лучше всего поступить, мы постоянно будем отставать от жизни, мы постоянно будем оказываться в дурацкой ситуации, когда от нас требуется действие, а мы встали и задумались; так, в общем-то, можно упустить важный момент. Поэтому Декарт говорит, что в плане практической жизни и в плане этическом хорошо бы выработать четкие, достаточно широкие и в то же время всякий раз легко приложимые к конкретной ситуации принципы действий.
Кстати сказать, такими принципами, как считает Декарт, полезно руководствоваться и в научной и философской работе. Сам Декарт выработал для себя «правила для руководства ума» – несколько принципов, которыми он руководствовался в своем научном поиске. Одним из них, к примеру, является принцип, согласно которому следует вести поиск в некотором одном направлении с достаточным упорством, не сбиваясь на другие направления поиска. Он уподобляет ситуацию научного поиска ситуации, когда человек находится в дремучем лесу и ему нужно выйти к людям. И Декарт, живший во Франции, конечно, представлял себе не сибирскую тайгу, где можно идти 1000 км и никуда не выйти, а все-таки французские леса, где, если ты идешь прямо, никуда не сворачивая, ты рано или поздно к людям выйдешь, даже если твой путь будет не оптимален. И вот в сфере мысли, говорит Декарт, имеет смысл двигаться в определенном направлении, чтобы к чему-то прийти. И даже если время покажет, что этот путь был не оптимальным, на нем можно получить какие-то важные для познания итоги.
Также Декарт считает необходимым не принимать за истину ничего, что не обладало бы очевидностью, т. е. не было бы чем-то, не подлежащим сомнению. При этом всякую задачу нужно стремиться разбить на столько подзадач, на сколько возможно. Понятно, что, если мы решаем большую задачу и можем выделить в ней какие-то конкретные подзадачи, ее будет проще решить, так что следует это сделать.
Кроме того, нужно восходить в познании от простого и доступного к все более сложному. И наконец, ход мысли должен быть подробнейшим образом зафиксирован, с тем чтобы можно было удостовериться, что здесь нет «дырок» в аргументации. Декарт хорошо понимал важность этого еще и как человек, много занимавшийся математикой. В математических доказательствах или решениях задачи очень важно избегать этих «дырок». Когда математики доказывают сложную теорему, иногда может получиться даже так, что человек думает, что доказательство достигнуто, а следующий математик обнаруживает где-нибудь «дыру», т. е. логически не обоснованный перескок с одного аргумента на другой. Приходится эту дыру или залатывать, или искать новый путь доказательства. Так же Декарт рассуждает и относительно всякого рода мышления, он говорит, что надо оставлять очень подробные записи мысли, подробные перечни всего, что было сделано на этом пути.
