Монстр схватил меня за горло и поднял над землёй. Он стал сдавливать мне горло. Я задыхалась и отчаянно забарахтала ногами в воздухе. Убить. Я хочу убить его. Я хочу разорвать его на части. Я…
Что-то отшвырнуло монстра в сторону и тот повалился на землю, разжимая свои лапищи. Я была на свободе. На секунду я испытала облегчение и радость: Дмитрий, он атаковал монстра. И в следующую секунду моё сердце упало вниз. Только не это. Он стоял там, полный ярости и ненависти, готовый разорвать монстра на части.
— Испытание, — прохрипела, как могла я. Но этого было достаточно. Дмитрий перевёл жестокий взгляд на меня и на его лице отразилось секундное изумление и понимание. Я же без сил осталась лежать на полу. Монстр не вставал. Дмитрий медленно побрёл к нему, но монстр рассыпался пеплом. Где-то в темноте зашуршал плащ о бетонный пол. На свет медленно вышел граф. Я закрыла глаза изображая обморок и подглядывая за ним из-за прикрытых ресниц. Это было тяжело, в груди что-то невыносимо жгло. Дмитрий резко повернулся к графу.
— Что всё это значит?!
— Испытание, Николас. И ты успешно его прошёл, поздравляю. А вместе с тобой и Ами.
— Испытание?! — Дмитрий подлетел вплотную к графу. Теперь я не могла видеть их лиц, своей спиной Дмитрий закрывал от меня обзор, — Вы чуть не убили нас ради какого-то испытания?!
— Будь добр, возьми себя в руки. Мне бы не хотелось сейчас успокаивать тебя силой. И я конечно понимаю, что у тебя сейчас много вопросов, но лично меня прямо сейчас, куда больше интересует здоровье Ами. Потому, если ты не против, я бы занялся ею для начала.
Воспоминания. Часть VIII
Дмитрий обернулся и взглянул на меня. На его недавно злом лице отразилась растерянность. Он забыл обо мне буквально на полминуты, но теперь он понимал, что даже эти полминуты возможно могли стоить мне жизни. Граф двинулся ко мне, после чего присел на колени. Я больше не подглядывала за ним из-за ресниц, поскольку боялась, что он может заметить мою игру в обморок. Я почувствовала, как он наклоняется ко мне близко-близко. Почувствовала его дыхание возле моего лица.
— Маленькая лгунья, — прошептал он, — Допустим ты выиграла. Но в твой обморок я не поверю. И если ты сейчас же не откроешь глаза, то я ткну тебя в ребро, для проверки.
Я распахнула глаза и со злостью взглянула на него. Он аккуратно прикоснулся губами к моей щеке и вновь прошептал: “Вот и умница”, после чего отодвинулся от меня.
— Я не смогу встать, — уже громко сказала я.
— Не сомневаюсь, — он провёл рукой надо мной, — Да, вижу, несколько рёбер сломано. В лазарете тебя быстро подлатают, но до него ещё нужно добраться. Николас, останься здесь. Мои люди придут сейчас, чтобы зафиксировать протокол испытания. Они зададут тебе несколько вопросов, снимут фон энергии. Они же ответят на все интересующие тебя вопросы. Я перенесу Ами в лазарет.
Он сказал это даже не оборачиваясь. Я бросила взгляд за плечо графа, но Дмитрий отвернулся в сторону. Он злился. Я поймала себя на мысли, что впервые читала его как открытую книгу и впервые видела его таким. Столько эмоций, столько ярости и ненависти. Он злился на ситуацию, он злился на графа, он злился на себя. Его злило то, что я пострадала. И то, что я пострадала, защищая его. Но он не говорил об этом. Он предпочитал замкнуться в себе, отвернуться от меня, лишь бы не испытывать всех этих эмоций.
Мир перед глазами поплыл и я поторопилась их закрыть. Мы переносились. Я попыталась максимально расслабиться, чтобы не испытывать тошноты. Во мне всё ещё было слишком много от человека и потому резкая смена пространства мутила меня.
Когда я поняла, что покачивание прекратилось, я открыла глаза. Я лежала в какой-то капсуле, полной ламп. Я была всё ещё далека от техники и потому этот странный аппарат напоминал мне скорее солярий, поскольку он также сверху прикрывался крышкой. Граф тем временем стоял рядом и набирал что-то в шприц. Я занервничала:
— Что это?
— Обезболивающее. Довольно сильное, потому скорее всего тебе захочется спать, что и к лучшему. Тем временем медикус, — он кивнул в сторону аппарата, — тебя подлечит.
Выпустив воздух из шприца, смочил ватку в спирте и присел на корточки, чтобы протереть спиртом локтевой сгиб. Я отвернулась. Шприцы уже давным давно были другими, иглы тоньше, почти не ощутимы, но я всё равно не могла справиться со страхом перед ними. Через пару секунд всё закончилось.
— Теперь у нас есть какое-то время, пока ты не уснёшь, — он подкатил к себе небольшую табуретку на колёсиках и сел рядом со мной, — Можешь задавать свои вопросы. Впрочем, ты и сама обо всём догадалась?
— Это было испытание. Проверка силы. Но я всё равно не понимаю. Далеко не всем из слабого класса достались такие сильные напарники, как Николас. Что же будут делать остальные?
— Мы всё контролируем, Ами. Мы конечно не жалеем учеников, ведь только в экстремальных условиях можно выявить настоящий, скрытый потенциал. Но и калечить никого не хотим.
— Да уж, — недовольно бросила я, — Оно и видно, как не хотите.
— Ты исключение. Я дал приказ не жалеть тебя.
Я упёрлась взглядом в его серые, смеющиеся глаза:
— Очень романтично. Сперва Вы делаете вид, что я Вам нравлюсь, а потом чуть не убиваете. После этого я могу со всей ответственностью посчитать Вас монстром и убегать при одном только виде, как и остальные ученики.
Он улыбнулся и убрал пару прядей с моего лица.
— Именно. Потому что ты должна бояться меня, как и все остальные. Но я смотрю на тебя и не вижу в твоих глазах страха. И почему-то меня это не удивляет. Я ломал людей, Ами. Ломал многих людей. Не потому что я использую какие-то изощрённые методы для пыток или психологического давления, нет. Просто у многих людей их же слабости лежат на поверхности. И уличных сирот, которые казалось бы, уже ничего не боятся в этой жизни, я тоже ломал. Дай им кров, надежду, попечительство, а потом отвернись от них, предай, и они будут сломлены. Почему ты не сломлена моим предательством? Почему ты не плачешь, что доверяла мне? Не кидаешься на меня с кулаками? Это то, о чём я и говорил. То, почему я тебя подозреваю. Потому что я скажу тебе, кто ведёт себя как ты и не ломается. Нет, вовсе не те, кто много страдал в этой жизни. Нет, не те, кто имел определённое воспитание, принципы. И нет, это не потому что ты какая-то особенная. Так ведут себя опытные маги или бойцы. Для них нет ничего из ряда вон выходящего в подобной ситуации. Они знают положения дел в мире магии. Всё что можно поправить — прощаемо. Непрощаемы лишь непоправимые вещи. Какой толк злиться на человека, если уже завтра от ранений не останется и следа, словно это был синяк? Вот какую реакцию я вижу на твоём лице. Я не знаю кто ты, Ами. Может быть в тебе и правда нет серьёзных магических сил, но они были в тебе. По тебе видно то, как хорошо ты их знаешь. Возможно тебя лишили их. Но всё это куда серьёзнее, чем просто поджечь занавеску у родителей. Таких в нашей академии полно и они другие. Ты можешь играть свою игру сколько угодно, но я всегда вижу, когда ты играешь, а когда нет. Если у меня и были какие-то сомнения на твой счёт, то они исчезли после того вечера, на крыше. И сегодня я видел, как ты была готова умереть за свои тайны. Ты выиграла, ты смогла обернуть все факты в свою пользу так, что у меня попросту нет больше полномочий настаивать на тебе, как на кандидате. Но ты также и проиграла, потому что какими бы ни были причины того, что ты что-то скрываешь, я до них докопаюсь.
