Он хихикнул скорее нервно, чем польщенно.
– Ты смотришь на меня так, словно съесть хочешь.
– На меня она так не смотрит, – с грустью сказал
Китто.
От этих слов я пришла в себя: мне нужно было сказать ему
что-то ободряющее. Я начала замечать, что главная проблема с несколькими
мужчинами одновременно не в том, чтобы правильно выбрать позицию для секса, а в
том, чтобы не ранить чьи-то чувства, случайно оставив его "за
бортом". Сложности возникали не из-за числа тел в постели, а из-за числа
сердец и умов.
Я дотянулась до колена Китто. Он стоял очень близко:
предполагалось, что он учится новой позиции.
– Гален – моя первая любовь, Китто, первый мужчина,
которого я пожелала. Первый, кого я полюбила. Я годами мечтала о нем, прежде
чем он пришел в мою постель. Тебя я узнала совсем недавно. О тебе я не могла
безнадежно фантазировать долгими ночами.
– Не переживай, – сказал Никка, – на меня она
тоже так не смотрит.
Я посмотрела на него:
– Я не представляла, что...
Он поднял руку и прервал меня.
– Я не обижен, Мерри. Все, у кого были глаза, знали,
как долго ты страдала по Галену. Ты бегала за ним, словно щенок, еще тогда,
когда и сама не понимала, видимо, почему он так тебя привлекает.
Не могу сказать, что сравнение со щенком мне очень
понравилось, но протестовать я не стала, потому что применительно к моим
четырнадцати годам это было, наверное, очень даже точно.
– Мерри, – ахнул Гален, – ты покраснела!
Я закрыла лицо ладонями. Я редко краснею вообще-то. И сейчас
я покраснела не за себя, а за ту давнюю девчонку. Та девочка, какой я когда-то
была, провалилась бы сквозь землю, узнав, что ее "тайная" любовь ни
для кого не была тайной.
Мне на запястья легли чьи-то ладони.
– Мерри... – Голос Галена был так же нежен, как и
движение, которым он отвел с лица мои руки. – Ты краснеешь из-за меня?
Я просто не могла на него посмотреть.
– Из-за того, что все вокруг все знали. Я не думала,
что была видна насквозь.
– Нас всех насквозь видно в четырнадцать лет, –
сказал он с улыбкой.
– С тех пор, как мне было четырнадцать, прошло
несколько веков, – улыбнулся Никка, – но если память мне не изменяет,
Гален прав.
– Гоблинам такие тонкости не свойственны, –
заметил на это Китто.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Гален.
– Что когда гоблин хочет кого-то, это знают все. Мы не
видим причин скрывать свое восхищение, разве что когда другой гоблин может
счесть это восхищение оскорбительным. Мы совсем не тонкие в этих материях, но
мы умеем скрывать свои чувства, если приходится.
Я протянула ему руку ладонью вверх. Он взял ее с
недоумевающим видом.
– Чего ты хочешь от меня, принцесса?
– Улыбки, – сказала я.
Он пришел в еще большее недоумение.
Гален пояснил:
– Она хочет прогнать тень из твоих глаз.
Китто наградил нас обоих робкой улыбкой и покачал головой:
– Мне нравится быть сидхе.
Я сжала его руку и сказала бы что-то утешительное, но Никка
выбрал как раз этот момент, чтобы погладить меня рукой, и все слова вдруг
вылетели у меня из головы.
Потом он убрал руку и сказал Галену:
– Покажи Китто его позицию, чтобы у меня перед глазами
было достойное зрелище, когда она будет готова.
– Скажи мне, когда настанет момент, – попросил
Гален.
– Мне не придется тебе говорить, – ответил
Никка, – ты и так поймешь.
Аромат цветов ослабел, лишь угадываясь в воздухе. Как если
открыть дверь в давно запертую комнату: улавливаешь едва ощутимый аромат, и он
тут же исчезает, и ты думаешь, не почудился ли он. Так уходят из мира смертных
привидения и духи. Многое, что люди принимают за призраки, – это тени
былого, тени тех существ, что не были по-настоящему смертными.
Я немедленно потянулась к Галену, но он засмеялся и
отгородился рукой.
– Дай мне сначала встать как нужно; в таком положении
ты себе шею потянешь.
Он придвинулся ближе, сжав мне плечи коленями. В этой позе я
отдавала контроль мужчине. Но Гален глядел на меня, и его глаза заполнялись той
темнотой, какая появляется только в интимнейшие моменты, а сам он подавался ко
мне... Мне пришлось отвести голову назад, чтобы вдохнуть.
– Ты знаешь, чего я хочу, – сказала я.
Он покачал головой.
Я провела руками по его ягодицам.
– Никка изольется в меня, а потом я прикосновением
верну его в готовность. Он послужит этой ночью и мне, и Бидди. Почему тебе не
испытать два оргазма за ночь?
– Я обычно так и делаю.
– Давай один раз так, а потом – как ты захочешь? Ну
пожалуйста, Гален!
– Я бы полмира отдал за то, чтобы женщина так меня
просила, – сказал Китто. – Не отвергай этого дара.
Я на Китто не смотрела, для меня сейчас существовал только
Гален.
А он все так же смотрел на меня.
– Пожалуйста, – повторила я.
Гален снова придвинулся.
– Принцесса не должна умолять, – последнее, что я
расслышала перед тем, как предаться давно желанному наслаждению.
Глава 32
Внизу скапливалась теплая тяжесть. Никка остановился. Он
почти не двигался, только изредка я ощущала быстрые прикосновения – достаточно,
чтобы возбуждение не ослабевало, но и близко не то, что было нужно для оргазма.
В других обстоятельствах это раздражало бы, но сейчас лишь позволяло мне сосредоточиться
на ощущении Галена, ощущении, в котором прежде мне было отказано. А Гален
сдерживался. Он не давался мне целиком, даже наполовину не давался.
Сдавленным голосом, выдававшим напряжение, которого ему
стоил этот зачем-то удерживаемый контроль, он сказал:
– Никка, почему ты остановился?
– Решил дать вам насладиться друг другом, не слишком
отвлекаясь на меня. Хотя, судя по тому, что она делала с Шалфеем и Мистралем,
ты слишком осторожничаешь.
– Я не хочу сделать ей больно.
В том-то и дело. Я сумела высвободить руки и толкнула его.
– Я хочу чувствовать тебя, Гален, всего тебя.
– Но тебе ведь будет больно?
Никка лег щекой мне на ногу и сказал:
– Ты же был в том коридоре. Ты видел ее с Мистралем.
Гален кивнул.
