От этого описания в соединении со взглядом Никки у меня все
внизу напряглось.
– Я это и предлагаю, – напомнила я.
– Я хочу, чтобы ты была на спине, как тогда с Шалфеем.
Я хочу смотреть, как поднимаются и опадают твои груди в такт дыханию.
Я потянулась к нему, взялась за подбородок, пытаясь
разгадать значение этого сочетания страсти и серьезности у него на лице. Никка
был не похож на себя.
– Мне хотелось бы, чтобы вы с Бидди были счастливы, а
не грустили.
Он улыбнулся, но в улыбке остался оттенок грусти.
– Я помню времена, когда брак был не концом таких
удовольствий, а лишь их началом. Сидхе никогда не обманывали своих партнеров,
но по общему согласию в постели бывали другие.
Он говорил о времени, когда Андаис еще не была королевой. О
времени, когда христианство было всего лишь еретической сектой в иудаизме.
Сидхе редко вспоминали о том времени, им не хотелось вспоминать о своих
потерях. Кому хочется говорить о времени, когда сидхе было не меньше, чем
людей? Времени, когда браки заключали ради любви, а не ради детей. Времени,
когда секс служил для радости и единения, а не для безостановочной погони за
беременностью. Времени, когда случайный ребенок не обрекал на брак без любви. Я
ощутила такое счастье, когда кольцо выбрало Никку и Бидди друг для друга! Но
были ли они настоящей любящей парой? Да, они очарованы друг другом, и да, у них
может быть ребенок, но будут ли они счастливы "ныне, и присно, и во веки
веков"? Или же Никка будет любить ее, спать с ней, воспитывать общих детей
и все же – сожалеть? И когда-нибудь его сожаление убьет их любовь?
Вдруг повеяло ароматом роз.
– Чувствуете, как пахнет яблонями? – спросил
Гален.
– Да, – сказал Никка, – как в коридоре с
Мистралем.
– Жимолостью, – поправил Китто.
Запах усиливался, и на меня снизошло озарение. Не так, как с
явлением Богини, но...
– Когда у сидхе перестали рождаться дети, Никка?
Он озадаченно моргнул:
– Аромат так силен, что я его чувствую на вкус...
– Ответь на мой вопрос!
– Я не знаю, – сказал он. – Давно.
– Может, у нас перестали рождаться дети, когда мы
переняли человеческий обычай иметь только одного партнера?
– Мы приняли моногамию, потому что практиковавшие ее
люди превзошли нас числом.
– Так ли? – спросила я. – Или мы уступили
людям в числе, когда перестали быть теми, кто мы есть?
– Что ты имеешь в виду, Мерри? – спросил Гален.
Я вытянула руку, демонстрируя тусклый металл королевского
кольца.
– Андаис сказала, что сняла его с руки убитой противницы,
но никогда не видела с его помощью детей. Вожделение, любовь, страсть – но
никогда детей. Что, если это не кольцо королевы, а кольцо богини плодородия? Мы
изначально были божествами природы, пока людям не потребовалось нечто более
цивилизованное. Некоторые из нас поддались... Но мы ведь – то первичное,
основное!
– Сидхе перестали быть такими уже очень давно, –
сказал Китто. Я повернулась к нему: он остался на прежнем месте, в гнезде из
полотенец.
– Как ты сказал, Китто?
– Гоблины позже всех переняли обычай иметь одного
партнера. Когда-то, если муж, доминирующий партнер, мог защитить, накормить и
дать крышу над головой многим, то у него было много партнеров, если прочие с
этим соглашались.
– Не думаю, что муж так уж считался с мнением
жен, – заметил Гален.
– Вообще-то под "мужем" имеется в виду
доминирующий партнер, не важно, какого пола. И формально мог привести кого-то
без позволения "жены". Но в жизни, если приводишь кого-то,
ненавистного твоей "жене", дом превращается в поле битвы, а такое
даже гоблинам не по душе.
– Так ты мог быть чьей-то "женой"? –
спросила я.
– Да, – кивнул он.
– Но не "мужем", – уточнил Гален.
– Я для этого недостаточно силен. – Китто
потянулся на постели из полотенец. – Почему так пахнет жимолостью, словно
пришло лето и я стою на солнышке? И так тепло...
– Ты же был в коридоре, когда Мерри с Мистралем
отхватили свой кусочек удовольствия? – спросил Гален тоном почти таким же
легкомысленным, как его слова. – Пахнет яблонями.
– Как в саду весной, – сказал Никка.
Двое мужчин улыбнулись друг другу.
– Весенняя энергия, – произнес Китто.
Я повернулась к нему.
– Что?
– Они оба полны весенней энергии.
– А ты сам?
– Лето, когда земля горяча и сочна.
При этих словах он содрогнулся на полотенцах, ноги
вытянулись, он словно был близок к оргазму.
– А я? – спросила я.
– Осень, – сказал он. – Ты – земля в пору
урожая. Ты – то, для чего работал весь год.
– А что такое зима?
– Долгий сон, – ответил Китто.
Я легла на него спиной, положив голову ему на пах, как на
подушку. Он что-то довольно промычал. Я посмотрела вверх, на Никку.
– Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи точно, чего ты
желаешь.
И он сказал.
Я кивнула, проехав макушкой по бедрам Китто. Он вздрогнул от
наслаждения.
– Можно, – сказала я.
Никка улыбнулся.
Голос Китто слегка подрагивал, но говорил он почти спокойно:
– Я не знаю, как встать, чтобы выполнить твою просьбу.
– Я тебе покажу, – сказал Гален низким от страсти
голосом.
Я задрала голову, чтобы разглядеть его за спиной Китто. От
моего движения Китто снова содрогнулся. Двух зайцев – одной лаской.
– Ты всегда отказывался, – удивилась я.
– Я только покажу Китто. Сотня слов не заменит одной
хорошей демонстрации. – Глаза у него были куда серьезней слов – серьезные
и темные от желания.
– Ну, если только это будет хорошая
демонстрация, – сказала я, и мой голос тоже был неустойчив.
– О, не сомневайся, – ответил он с абсолютно
мужской уверенностью.
Я поверила. Вполне.
Глава 31
Настала моя очередь лечь на полотенца. Я лежала и смотрела,
как Гален подбирается ко мне.
Я многое хотела сделать с Галеном, и многое удалось, но, как
и прочие мужчины, он слишком хотел ребенка, чтобы прибегать к альтернативным
вариантам. Я смотрела, как он подползает ко мне, и желание становилось почти
невыносимым.
