– "Прежде чем нас застигнет рассвет", –
повторил за мной Дойл. – Да.
– Но у нас все еще слишком много дел, а часы опять
начнут тикать на рассвете.
Он кивнул.
– Я бы предложил свою кровь вместо твоей, если бы это
удовлетворило Нисевин.
Я благодарно улыбнулась ему:
– Я знаю, но феи-крошки, кажется, тебя недолюбливают.
Может, когда у нас выдастся свободный часок, ты мне расскажешь, в чем тут дело.
– Нет, – ответил Дойл. – Тебе не понравится
эта история, а мне не понравится ее рассказывать.
Он сказал это так серьезно, даже с грустью, что я тронула
его за руку и пообещала:
– Если только мне не нужно будет это знать ради чего-то
важного, можешь держать в тайне свои счеты с двором Нисевин.
– Ты действительно позволил бы малым фейри прикасаться
к себе? – спросил его Холод.
Дойл посмотрел на друга:
– Да, если возникла бы необходимость.
– Но как ты можешь дать этим тварям к тебе
прикасаться?!
– А как я могу просить принцессу выдержать что-то, что
не перенес бы сам?
Холод опустил голову и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох,
словно хотел набрать воздуху перед прыжком в воду. Порывисто выдохнул. Когда он
открыл глаза, они были так переполнены эмоциями, что казались двумя серыми
омутами страдания.
– Я никогда не стану просить тебя о чем-то, чего не
стал бы делать сам, Мередит. Прости меня.
Я взяла его за руку, и на этот раз он ее не отдернул. Я
прижалась к нему и подняла лицо для поцелуя. Из-за разницы в росте я не смогла
бы поцеловать его, если б он не наклонился. Разве что стул принести. Но стул
мне не понадобился.
Холод наклонился навстречу мне, придерживая за плечи, чтобы
я не потеряла равновесия, стоя на цыпочках. Мы поцеловались. Я ждала невинного
поцелуя на ночь, но у Холода были совсем другие желания.
Губы прижались к моим губам, настойчиво, яростно. Язык
вонзился между губ, и я приоткрыла рот, позволила ему скользнуть внутрь. Его
дыхание трепетало у меня во рту – он словно стремился вдохнуть меня, втянуть
меня в себя, он подхватил меня на руки, с силой прижал к себе. Холод впивался в
меня языком, губами и зубами, пока я не начала постанывать от ярости его
поцелуя, от свирепой хватки его рук. Я таяла, растворялась в нем; когда он
оторвался от поцелуя, у меня голова шла кругом. Я снова потянулась к нему
губами, я забыла, где мы, что мы, что мне нужно делать... Я забылась, точно как
на пресс-конференции. Забыла все, кроме вкуса его губ, кроме ощущения его тела.
Забыла все, кроме поцелуя Холода.
Он выпрямился, а я все хотела вернуться к поцелую и что-то
протестующе мычала, пока он пытался ссадить меня на пол, цеплялась за него
ногами и упиралась.
– Мередит, Мередит... – Наверное, Дойл обращался
ко мне не в первый раз. Я наконец повернулась к нему. Он улыбнулся и покачал
головой. – Ему пора идти, нам обоим пора.
Я посмотрела на Холода, который опять обвил меня руками, раз
уж я не давала поставить себя на пол. И был он страшно собой доволен.
– Теперь я могу оставить тебя другим.
Я качнула головой, потому что мне хотелось сказать: "Не
уходи", – а говорить это было нельзя. Не то что я не хотела Галена,
но... Холод всегда мог заставить меня пожелать его.
– Если ты идешь, тебе придется поставить ее на
ноги, – сказал Дойл.
Холод отпустил меня, и на этот раз я не сопротивлялась.
Коленки слегка подгибались, и мне пришлось опереться на руку Холода, пока я не
пришла в себя. Он засмеялся очень по-мужски:
– Да поможет мне Богиня, я тебя правда люблю.
– Все, Холод, – сказал Дойл, – у нас хватает
дел. – Он подтолкнул Холода к двери, и на этот раз Холод пошел куда
велено. Дойл обернулся ко мне с порога: – Не стану пытаться соперничать.
Он улыбался. Я встала на носочки, положила руки ему на грудь
и сказала:
– Это не соревнование.
Он склонился ко мне.
– Говоря словами смертных, черта с два.
Он поцеловал меня – крепко и хорошо, но по сравнению с
Холодом вполне невинно. Потом спросил:
– Прислать тебе этого эльфа?
– Нам бы сперва отмыться. Я пошлю потом за Ройялом Никку
или Китто.
– Как скажешь. – Он бросил взгляд мне за спину,
потом погладил меня по щеке и закрыл за собой дверь.
Я обернулась и обнаружила, что двое других мужчин моей жизни
успели раздеться, пока я отвлеклась. Гален был покрыт пятнами засохшей крови.
Не вожделение бросило меня к нему и заставило крепко прижаться к его нагому
телу, это был страх. Попозже будет время и для вожделения, но сейчас я хотела
просто обнимать его, сжимать в руках – теплого и живого. Руки все время
натыкались на колючую корку крови. Она была везде, не давала чувствовать
гладкое совершенство его кожи. Пальцы нащупали не до конца зажившую рану у него
на спине. Я вздрогнула.
Он обнял меня:
– Замерзла?
– Немножко, – сказала я. Но про себя подумала, что
от этого холода не избавиться с помощью шубы или теплой ванны.
– Так пойдем в воду, – улыбнулся он, словно
несколько ведер горячей воды могут решить все проблемы. Если б все в жизни было
так просто...
Наверное, что-то у меня на лице мелькнуло, потому что он
нахмурился:
– Ну что ты?
Я вздохнула. Так много дел, так много союзов, которые нужно
укреплять и поддерживать, так много врагов, которых нужно вычислить... Мне надо
было торопиться, составить список целей и пробиваться к ним изо всех сил. Но в
эту минуту я не могла представить ничего важнее, чем прижиматься к Галену как
можно большей поверхностью своего тела. Залезть голой в ванну – не решит всех
проблем, но забраться туда голышом с любимым мужчиной – новых проблем не
создаст.
Глава 28
Когда я наконец забралась в ванну, вода еще была горячая, а
значит, поначалу Китто сделал ее горячей, чем я любила. Он знал заранее, что
наш разговор затянется. Маленький гоблин начал предугадывать мои желания, не
так, как это бывает у любящих, а как хороший слуга – незаметный, молчаливый,
предупредительный, всегда оказывающийся там, где нужен. Среди моих любовников и
друзей таких просто не было. Беспутные, веселые, неотразимые, чудесные – были.
Незаметного не было ни одного.
Гален забирался в ванну, а я смотрела на Китто. Он был одним
из самых старших в моем окружении, а старейшие у нас не всегда любят, чтобы их
благодарили, так что я не стала говорить "Спасибо".
– Ты набрал слишком горячую воду, чтобы она была как
раз как надо к тому времени, как мы соберемся в нее залезть. Ты знал, что мы
проговорим слишком долго.
