– Ты можешь сесть? – спросила я Галена.
– Да, но мне нравится такое положение, –
ухмыльнулся он.
Я склонилась к нему, обнимая всем телом, и прошептала прямо
в макушку:
– Я так рада, что ты жив.
Он потерся лицом о мои груди, благо они так удачно
расположились.
– Я тоже.
Гален сел, и я подождала немного – убедиться, что ему не
станет хуже. От вида его окровавленной спины у меня опять сжалось сердце. Я
сглотнула, будто проглотила тяжелый ком.
Я повернулась к Адайру, раненному и истекающему кровью из-за
того, что выполнил мой приказ. Не я его ранила, но я отправила его навстречу
опасности. Я встала на колени перед ними потянулась к его губам. Он отдернулся
– стой он на ногах, наверное, отпрыгнул бы, – словно не хотел, чтобы к
нему прикасались, или боялся, что это будет больно. Зная мою тетушку, я могла
понять его реакцию.
– Ты печатен, – сказала я. – Я не хочу, чтобы
ты грустил.
– Я ранен слишком сильно, чтобы меня хватило на многое,
принцесса. – Его глаза раскрылись ненормально широко.
Я недоверчиво покачала головой:
– Она что, правда предлагала тебе соитие, когда ты был
ранен?
Он без труда понял, о ком идет речь.
– Не мне... С другими бывало.
Предлагать секс после десятилетий воздержания, когда тебе
слишком больно, чтобы получить удовольствие, или когда рана слишком сильна,
чтобы ты вообще на что-то был способен... Тетушка Андаис – действительно
садистка.
– Я хочу поцеловать тебя, Адайр, ничего больше. Только
поцеловать, потому что, кажется, тебе это нужно.
Он ошеломленно взглянул на меня трехцветно-золотыми глазами:
– Потому что мне это нужно? Я не понимаю...
– Ты разве из тех малых фейри, что дарят поцелуи тем,
кто в них нуждается? – хмыкнул Киеран. – У сидхе такое не в обычае.
– Да, не в обычае, потому что мы забыли, кто мы и что
мы.
– И кто же мы? – с издевкой спросил Киеран.
Я наклонилась к Адайру. Его глаза все еще были слишком
большими.
– Такая сила, какую ты вызывала раньше, причинит мне
боль, принцесса. – Он говорил сдавленным голосом, но за спиной у него была
твердая стена, и деваться ему было некуда.
– Без силы, только прикосновение. – Я нежно,
целомудренно коснулась губами губ Адайра. Он на миг перестал дышать; я
чувствовала в нем гораздо больше страха, чем желания. Я отстранилась, чтобы
взглянуть ему в лицо, и увидела, как страх сменяется откровенным удивлением.
– Я не понимаю тебя, принцесса.
– Потому что она не сидхе.
– Ты спросил, кто мы, Киеран. – Я повернулась к
связанному мужчине. – Мы – божества природы. Мы, в определенном роде,
персонификация природы. Мы не люди – не важно, насколько напоминаем их по
форме. Мы – нечто другое, и слишком многие из нас об этом позабыли.
– И ты осмеливаешься читать нам лекции о природе сидхе,
когда ты из нас всех – больше всего человек?
Я встала, распрямила ноги, слегка затекшие от веса Галена.
– Когда я была ребенком, я бы что угодно отдала, лишь
бы стать высокой стройной сидхе, но чем взрослее я становлюсь, тем более ценю
мою смешанную наследственность. Я ценю кровь брауни и кровь людей, текущую в
моих жилах, а не только кровь сидхе.
Я скомандовала:
– Айслинг, снимай рубашку. Если я слишком человек,
чтобы взглянуть на твой живот, то я слишком человек, чтобы быть твоей
королевой. Дай Хафвин посмотреть, кто из вас ранен тяжелее, – хватит
мешать ей работать.
Он попытался возражать.
– Я – Принцесса Плоти и Крови, дочь Эссуса, будущая
королева. Выполняй мой приказ. Адайр теряет силы, пока ты выкаблучиваешься,
словно стыдливая девица.
Даже сквозь вуаль было видно, что я задела его за живое, а
когда доходит до такого, все мужчины ведут себя одинаково. Он бросил плащ на
пол и сдернул тунику через голову одним быстрым движением. Он не ждал, пока я
прикажу снять нижнюю рубашку, – просто стянул ее следом, помедлив только в
районе лица, чтобы не сдернуть еще и вуаль. Против вуали я возражать не стала:
когда-то его лицо околдовывало не только сидхе, но и богинь.
Я загляделась не на его торс, хотя это был очень симпатичный
торс, с широкими плечами и красивым животом, если не считать сочившегося кровью
пореза от талии до ребер. Я загляделась на его кожу, потому что она казалась
будто посыпанной золотой пылью, сиявшей и переливавшейся на свету. При свете
солнца она слепила бы глаза. Я видела уже его голую спину – среди других
стражей, когда волшебное зелье свело королеву с ума. Она им всем приказала
раздеться, что они и сделали в страхе перед ней.
– Как я и боялся, – бросил Айслинг.
Я качнула головой:
– Я видела тебя обнаженным, Айслинг, разве что среди
стражей есть еще один с кожей словно из золотой пыли.
– Когда она вступилась за нас – напомнил Адайр, –
ты стоял на коленях на полу.
Айслинг вздрогнул, хотя я не сказала бы наверняка, было это
из-за воспоминания о той ночи или от прикосновения рук Хафвин к ране.
– Я забыл.
– Не настолько уж она человек, оказывается, –
ухмыльнулся Гален, перебравшийся к стене.
– Или великий Айслинг потерял свою силу, –
предположила Меланжель, – и прячется за вуалью не оттого, что может нас
околдовать, а оттого, что уже не может.
Айслинг застыл, и на этот раз я была почти уверена, что не
манипуляции Хафвин тому причиной.
– Рана поверхностная. Адайру помощь нужна больше.
– Тогда приступай. Меня ждет полиция.
Айслинг обнял себя руками, словно закрываясь от удара.
Меланжель расхохоталась.
Готорн придвинул меч чуть ближе к ее горлу, и смех затих,
хотя и прорывался еще через ее сжатые губы.
– Почему вы напали на Галена? Почему именно он?
– Его выбрали, потому что он – единственный зеленый
человек из твоих стражей, – ответила Хафвин.
– Это и все, что ты знаешь, – прошипела Меланжель.
– Это правда, – сказала Хафвин, заставляя Адайра
придержать рубашку выше раны. – Я знаю, почему из всех выбрали Галена, но
не знаю, почему был нужен именно зеленый человек.
– А Меланжель знает?
Хафвин кивнула.
– Она все знает о планах гвардии. О планах принца – не
все, наверное, но большую часть.
Я кивнула.
– Хорошо.
Я подошла к Меланжель, только не слишком близко – я не
хотела, чтобы она меня коснулась, опасалась так рисковать, хоть ее руки и были
связаны. Когда-то она могла заставить человека зачахнуть от любви к себе. И ей
для этого не нужен был секс, хватало прикосновения. Она утратила эту силу, илитак
утверждали, но лучше уж перестраховаться.
