– Андаис знает, что ты не любишь женщин, – заметил
Дойл. – Она может поставить условие, что должна видеть все собственными
глазами.
Я вздохнула и пожала плечами.
– Ну что ж.
Дойл и Холод оба уставились на меня.
– Мередит, – произнес Холод, – ты
действительно станешь устраивать для нее это представление?
– Я хочу, чтобы они были вместе, Холод, и если на
первый раз мне нужно будет к ним присоединиться и позволить королеве
понаблюдать, пусть так.
– Когда ты предложишь это королеве? – спросил
Дойл.
– После допроса свидетелей и после того, как полиция
нормально приступит к работе. И только если она не разрешит им просто стать парой.
Я одернула свою короткую юбку. Мне нужно было найти белье.
Если ты сверкаешь на весь свет, это не прибавляет тебе авторитета у полиции.
– Наверное, всем нам стоит переодеться, – сказал
Дойл.
Я не удержалась и взглянула ему на пах. В неярком свете
ситхена понять что-нибудь было трудно. Он хохотнул типично по-мужски:
– Черное прекрасно маскирует следы.
Холод на миг распахнул свой серый пиджак, продемонстрировав
пятно:
– А серое – нет.
Я недоуменно взглянула на них.
– Вы хотите сказать, что магия заставила кончить всех в
коридоре?
– Всех, кто здесь был, – уныло сказал Рис. –
Мы опоздали на какие-то секунды.
Здесь и там по коридору послышались голоса, подтверждающие
высказывание Риса и проклинающие светлые тона своей одежды.
– Мы не можем все сразу отправиться
переодеваться, – сказал Дойл. – Кому-то придется остаться и работать.
Человеческая полиция уже едет, а это все отняло у нас немало времени.
Часов у меня не было. Ни у кого не было, потому что в
волшебных холмах часы вели себя странно. Настолько странно, что определять по
ним время было бесполезно. В таком случае как все узнавали, где и когда им
надлежит быть? Прикидывали – и нередко теряли уйму времени, традиционно
опаздывая.
– Ладно, раздели всех на партии, чтобы переоделись по
очереди, и пусть кто-нибудь добудет мне свежее белье.
Мистраль поднял мои разорванные трусики.
– Боюсь, от этого пользы уже немного. Прости... –
Он протянул их мне.
– Я не жалею, – улыбнулась я, снова прижимая его
пальцы к шелку.
Сожаление в его глазах сменилось польщенным выражением. Рука
сжалась на клочке ткани. Я заметила, что где-то посреди всех событий он нашел
время привести в порядок свою одежду.
– Можно мне сохранить их как знак расположения моей
леди?
– Можно, – кивнула я.
Он поднял руку к лицу в старомодном салюте, но выражение его
глаз заставило меня вздрогнуть. Он улыбнулся и повернулся к своим людям, чтобы
поднять их и раздать приказы.
Холод отвернулся от меня. Я поймала его за руку:
– Что случилось?
– Ничего, мне нужно переодеться.
Но он прятал глаза. У Холода бывали такие внезапные смены
настроения. Было бы времени побольше, и я добилась бы ответа, но люди были уже
на подходе, и времени как раз не было. Я пообещала себе выяснить, в чем
загвоздка, если это у него не пройдет. Оставалось надеяться, что это лишь
мимолетный каприз.
– Пусти его, – сказал Дойл. – Ему нужно время
привыкнуть.
– К чему привыкнуть? – удивилась я.
Дойл улыбнулся, но улыбка вышла не очень веселой.
– Я объясню позже, если еще будет нужда, но сейчас нам
стоит заняться допросами. Ты вызвала в ситхен полицию, принцесса, и мы должны
подготовиться.
Он был прав, но я хотела знать, в чем дело. Не может быть,
что в сексе с Мистралем: они оба видели, как я занимаюсь сексом с другими. Но
если не в этом, то в чем? Я качнула головой, пригладила юбку и выбросила это из
головы. У нас было нераскрытое преступление, если Богиня даст нам на него хоть
немного времени. Я вряд ли могла распоряжаться стихийной магией, которая
возвращалась к нам, но я могла хотя бы притвориться, что распоряжаюсь
расследованием. Хотя тянущее чувство под ложечкой подсказывало мне, что я вряд
ли распоряжаюсь что одним, что другим.
Глава 9
Те стражи, на которых следы были заметнее, пошли
переодеваться. Другие отправились поджидать полицейских к двери ситхена, потому
что сами люди вход не нашли бы. Дверь не стояла на месте, и чужаков она не
любила. Только магией можно было открыть дверь для смертной ноги, которая ни
разу не переступала наш порог. Разбиваясь на партии, мы вдруг обнаружили потерю
в наших рядах – в коридоре не было Онилвина. Он не пошел с Рисом – и не
вернулся с ним, естественно. Он просто исчез. А поскольку он веками был
подручным Кела, мне не понравилось, что исчез он сразу после такого крупного
магического происшествия. Я поневоле задумалась, не отправился ли он с доносом
к своему истинному хозяину – или к кому-то, кто информировал Кела в его
тюремной камере.
Мы пробрались между двумя телами, все еще ожидающими
прибытия полиции. За несколько шагов от большой кухонной двери я услышала крики
и лай. Акцент Мэгги-Мэй от злости стал совсем жутким.
– Ты, че-ортов стра-аж, дуби-ина – вот ты хто! Па-ашел
с ма-аей кухни!
Маленькие терьеры точно повторяли интонации хозяйки.
– Да я и пытаюсь! – завопил мужской голос.
Мы подошли к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как
чугунная сковородка размером с небольшой щит впечаталась в спину Онилвина. Он
пошатнулся, и разнокалиберные горшки и кастрюли тут же повалили его на
четвереньки. Медные и жестяные кастрюли колотили его, как боксерскую грушу,
сияя полированными боками, но наибольший ущерб причиняли темные чугунные
сковородки всевозможных размеров. Холодное железо – давнее, испытанное оружие
против фейри. Сидхе, может, и высшие из фейри, но холодное железо действует и на
нас.
Мэгги-Мэй стояла посреди смерча кастрюлек, горшков,
ковшиков, ложек, вилок и ножей, словно разъяренный коричневый снеговичок в
центре стеклянного шара, который только что встряхнула шаловливая ручонка.
Снежинки в этом шарике были металлическими и весьма опасными.
К атаке горшков и сковородок подключились массивные ковши.
Онилвин уже лежал ничком, руками пытаясь прикрыть голову. Три фейри-терьера то
и дело порывались куснуть его. Самый толстый из псов вцепился в его сапог и
пытался затрепать несчастное кожаное изделие до смерти. Меч Онилвина валялся на
полу возле большой черной плиты. Если вам взбредет в голову напасть на брауни,
не делайте этого на их территории.
– Она превратилась в богарта! – крикнул Гален
сквозь лязг металла.
Я внимательней вгляделась в лицо Мэгги. У всех брауни лица
напоминают череп, потому что у них нет носа, только ноздри. Но если на лице у
брауни появляется дьявольская ухмылка, будто череп оскалился, – то перед
вами создание зла, богарт. Брауни способны за день сжать поле пшеницы или за
ночь выстроить амбар. А что будет, если такая сила обратится на разрушение,
безумное разрушение? В заброшенных уголках Шотландии до сих пор рассказывают о
лэрде, который изнасиловал и убил крестьянскую девушку. Он не знал, что ее
семья находится под опекой брауни. Сам лэрд и все, чем он владел, были
разорваны на мелкие кусочки.
