– Да, моя королева, – подтвердил Дойл.
– Он заснял преступление?
– Возможно, – сказал Дойл.
– Нам нужно послать пленку на проявку, – добавила
я.
– Что, никто из фейри ее проявить не может?
– Нет, моя королева.
– Что еще нашли на этом репортере?
– Мы не обыскивали тело, – сказала я.
– Почему?! – спросила она, и в голосе снова
проступил почти истерический гнев.
Я сглотнула и сделала медленный вдох. Сейчас или никогда.
Рука Дойла сжала мне локоть, словно предупреждая: "Не надо". Но если
я когда-нибудь стану королевой, Андаис придется уступить мне свое место. Она
бессмертна, а я нет, так что она все равно останется при дворе. Мне нужно было
уже сейчас обозначить какие-то рамки будущих отношений, или я так и не стану
королевой по-настоящему. Никогда не буду по-настоящему свободна от ее гнева.
– На теле есть улики, которые сможет найти команда
специалистов. Чем меньше мы будем его трогать, тем лучше ученые сделают свою
работу.
– Что это ты лепечешь, Мередит?
Дойл крепче сжал мне руку.
– Ты помнишь, что ты мне сказала, когда убили моего
отца?
Она остановилась и посмотрела на меня. Глаза были
настороженными.
– Я многое тогда говорила.
– Ты сказала, что не пустишь полицию в холмы фейри. Что
никто не станет говорить с полицейскими или отвечать на их вопросы, потому что
мы найдем убийц с помощью магии.
Она застыла на месте и вперилась в меня злым взглядом, но
ответила:
– Я помню эти слова.
– Магия потерпела неудачу, потому что убийцы владели ею
не хуже или даже лучше тех, кто накладывал чары на раны и тело.
Она кивнула.
– Я давно думаю о том, что кто-то из этой улыбающейся,
льстивой толпы моих придворных – убийца моего брата. Я это знаю, Мередит, и для
меня непрекращающаяся пытка, что эта смерть осталась безнаказанной.
– Как и для меня, – отозвалась я. – Я хочу
раскрыть эти убийства, тетя Андаис. Я хочу, чтобы убийца или убийцы были
пойманы и наказаны. Я хочу показать прессе, что при Неблагом Дворе существует
правосудие и что мы не боимся нового знания и новых путей.
– Опять ничего не понимаю, – буркнула она,
скрестив руки под тугими маленькими грудями.
– Я хочу связаться с полицией и вызвать команду
криминалистов.
– Кого?
– Ученых, которые специализируются на помощи в раскрытии
преступлений в человеческом мире.
Она покачала головой.
– Я не хочу, чтобы здесь слонялась человеческая
полиция.
– Как и я, но нам нужно только несколько человек. Ровно
столько, чтобы собрать улики. Все сидхе – титулованные персоны, все имеют
дипломатический иммунитет, так что формально мы можем диктовать, до какого
предела мы позволим полицейское вмешательство.
– И ты думаешь, что так мы сможем поймать того, кто все
натворил?
– Да. – Я чуть отступила от Дойла, так что больше
не льнула к нему. – Тот, кто это сделал, заботился о магическом
преследовании, но ему не могло прийти в голову, что мы используем в земле фейри
достижения современной криминалистики. Он не готовился к такому, да в общем, он
и не мог себя защитить от такого. Во всяком случае, не абсолютно.
– Что ты имеешь в виду – не абсолютно?
– Мы все, даже сидхе, оставляем клетки кожи, волосы,
слюну; все это можно использовать, чтобы выследить человека. Наука может
воспользоваться частичками, которые меньше тех, что нужны для заклинания. Не
прядью волос, а корнем одного волоска. Не фунтом плоти, а невидимой глазу
частичкой.
– Ты уверена, что это получится? Уверена, что если я
позволю это вторжение, это нарушение наших границ, то человеческая наука
раскроет это преступление?
Я облизнула губы.
– Я уверена, что, если там есть, что находить, они это
найдут.
– Если, – повторила она эхом и снова забегала по
комнате, только уже помедленней. – "Если" – значит, что ты не
уверена. "Если" – значит, дорогая племянница, что нам все это
придется вынести, и все же убийца будет гулять на свободе. Если мы пустим
полицейских, а они ничего не смогут узнать о смерти репортера, это уничтожит
нашу добрую репутацию, которую я так старательно создавала в последние два
десятка лет.
– Я думаю, они смогут что-то узнать, но даже если нет –
на прессу произведет впечатление наша готовность впустить полицию в холмы
фейри. Так никто еще не делал, даже при сияющем дворе.
Она глянула на меня через плечо, но шла при этом к
Баринтусу. Медленно. Он и правда стоял на коленях у ее кровати на черном
меховом коврике.
– Так, думаешь, мы обскачем в мнении прессы Тараниса с
его сияющим народцем?
– Я думаю, это покажет, что мы никому не хотим вреда и
что мы, неблагие, не поощряем преступлений, в противоположность тому, что о нас
говорили веками.
Она уже стояла напротив Баринтуса, но обращалась по-прежнему
ко мне.
– Ты и правда веришь, что журналисты простят нам смерть
своего собрата только за то, что мы вызовем полицию?
– За шанс изложить всю эту историю кое-кто из них сам
прирезал бы собственного фотографа на алтаре с соответствующими молитвами и
песнопениями.
– Умно, Мередит, очень умно. – Тут она обратила
внимание на Баринтуса. Она погладила его по щеке жестом любовницы, хотя я
знала, что она никогда не спала с ним. – Почему ты никогда не пытался
сделать королем моего сына?
Неожиданный вопрос, если только до нашего прихода Ба-ринтус
с королевой не вели совсем другую беседу.
– Ты не хочешь, чтобы я ответил, королева
Андаис, – сказал он со вздохом.
– Хочу, – сказала она, поглаживая его по щеке, –
хочу.
– Тебе не понравится ответ.
– Мне в последнее время многое не нравится. Ответь мне,
Делатель Королей. Я знаю, что если б мой брат Эссус того пожелал, ты бы
помог ему меня убить и усадил его на трон. Но он не хотел убивать собственную
сестру. Не хотел брать такой грех на душу. Но ты уверен, что он был бы лучшим
правителем, чем я, так ведь?
Опасный вопрос. Баринтус повторил:
– Ты не хочешь знать правду, моя королева.
– Я ее знаю. Я знала ее столетия назад, но чего я не
знаю – это почему ты ни разу не взглянул на Кела. Он подкатывался к тебе после
смерти Эссуса. Он предлагал тебе помочь меня убить, если ты поможешь ему
пораньше занять трон.
Наверное, тут все в комнате перестали дышать. Этого я не
знала. Выражения лиц остальных подсказали мне, что никто из них не знал. Разве
что Адайр и Готорн – их лица были скрыты забралами шлемов.
