– Настоящий зов может многое, – заметил Холод.
– К настоящему зову никто не был способен на протяжении
веков, – сказал Готорн.
– Как вы можете сомневаться? – воскликнул Адайр.
Он снял шлем, и я увидела его радостную улыбку. Он казался таким уверенным во
всем... – Она – наш амерадур!
Дойл попытался лечь на меня, но я уперлась в него рукой. Мне
нужно было кое-что выяснить, прежде чем мы продолжим наш маленький эксперимент.
Но едва я коснулась его голой груди, меня пронзила резкая боль. Боль не в руке,
а в груди – точно в том месте, где я касалась Дойла. По его груди, чуть пониже
серебряного кольца, побежала кровь. Мрак на боль никак не среагировал, разве
что глаза стали чуть напряженней.
– Один ответ мы получили. – Никка подвинулся
дальше на край постели и раскинулся там в вольной позе. – Дело не в том,
что знак силы не желает, чтобы его трогали.
Дойл наклонился и коснулся моих губ коротким поцелуем. Это
сошло без последствий, и меня отпустило напряжение, которого я сама до этой
минуты не осознавала.
На темном лице сверкнула яркая улыбка.
– Ты хотела, чтобы тебя поцеловали.
– Какого черта ты так рад? Это жутко больно!
Улыбка померкла.
– Я совсем не рад, что причинил тебе боль, Мередит, но
то, что ты можешь нас отметить, – это великолепно.
– Почему? – спросила я.
– Потому что доказывает твою силу. – Рис довольным
не выглядел. – Когда-то я мог отмечать других, но когда я пошел на службу
к королеве, она поставила на меня свою отметину. Потом и этот знак исчез, и
вообще знаков больше не было. Ничего похожего на это. – Он осторожно
провел пальцами по воспаленной коже.
– Хотите я вас перевяжу? – негромко спросила
Хафвин.
– Да, пока не спадет воспаление, – ответил Дойл,
поднимаясь.
– Королева обрадуется, а вот остальные... –
проговорил Готорн. – Всегда бытовало мнение, что такие отметины – знак
подчиненности, служения тому, кто выше тебя. Что эта отметина говорит: я ношу
знак своего хозяина.
Доспехи и шлем он так и не снял. Я посмотрела на него:
– Ты тоже так думаешь?
– Когда-то думал.
Холод закатал рукав пиджака, обнажив предплечье.
– Если знаки действуют как им положено, то пусть лучше
они будут там, где их легко увидеть. Они могут передавать сообщения,
предупреждать. Как бы я ни хотел прижаться к тебе всем телом, знак я предпочту
иметь на руке.
Дойл вздохнул.
– Гораздо умнее, чем на груди. Я не подумал.
– Ты поддался очарованию ее красоты и обещанию власти.
Дойл снова вздохнул.
– Да.
Холод протянул ко мне руку. Я осторожно села, опасаясь
потревожить бабочку.
– Почему мне всякий раз больно? Это же не у меня
появляются знаки.
– У тебя знак уже есть, – напомнил Холод. –
Что до боли... – Он мягко улыбнулся, в глазах светилось знание, мне пока
недоступное. – Ты должна знать, Мерри, что никакая сила не дается даром.
Я хотела бы возразить, только возразить было нечего. Он был
прав. Я посмотрела на его белую мускулистую руку, собираясь с силами, глубоко
вдохнула и положила ладонь ему на предплечье. Он зашипел сквозь зубы.
Я на миг замерла, не способная издать ни звука, потом
дыхание вернулось с шумным вздохом. Я взглянула на Галена и Никку, по-прежнему
лежащих в кровати.
– У нас у троих есть знаки. Что будет, если мы
прикоснемся друг к другу?
– Давай сегодня выяснять не будем, – попросил
Дойл. – Я не представляю, чем это кончится сейчас, когда они такие...
новенькие.
Китто подошел к Холоду.
– Я бы с радостью носил твой знак, Мерри.
Мне пришлось улыбнуться. Если отметины и вправду могут
помочь проследить за каждым из нас, то Китто нельзя оставлять без знака.
– Тогда давай руку.
Он протянул руку без малейшего сомнения. Я коснулась рукой
его предплечья. Он зашипел, как рассерженный кот, но не отдернулся. Когда я
отняла руку, у него на коже исходила кровью моя бабочка. Я потерла собственное
предплечье.
– Давайте сменим руку для следующего, ладно?
– А кто будет следующим? – спросил Иви. –
Ничего личного, принцесса, но я соглашался на секс, не на рабство.
– Что ты имеешь в виду под "рабством"? –
нахмурилась я.
– Отметины означают, что мы – твои люди, – сказал
Дойл. – Это свидетельство того, что Богиня выбрала нас для тебя.
– Так это получится не со всеми? – уточнила я.
Он покачал головой.
– Только с теми, кто воистину предназначен быть твоим.
– Моим – в каком смысле?
Дойл нахмурился.
– Я не уверен в определении. Порой появляется воин –
именно тогда, когда он нужен, – и дает тебе клятву. Иногда – пророчица...
В любом случае это именно тот или те, кто нужен тебе для успеха, в чем бы он ни
заключался.
– Знаки начинают собирать народ лишь в случае крайней
необходимости, – заметил Рис.
– Но если знак появился, его не стереть, – сказал
Готорн.
– Знаки королевы стерлись, – напомнила я.
– Об этом лучше не упоминать вслух, – сказал
Рис. – За пределами этой комнаты – точно.
– Я с радостью дам обет принцессе, – заявил Адайр.
Он положил шлем на прикроватный столик и принялся расстегивать латную перчатку.
Холод пришел ему на помощь. Снимать и надевать доспехи легче, когда тебе
помогают.
Я прижала ладонь к обнаженной руке Адайра, но ничего не
произошло.
– Черт, – выразился Рис.
Дойл кивнул.
– Чтобы попасть в свиту Андаис, чтобы доказать свое
право носить ее знак, нам приходилось драться.
– Не думаю, что право носить знак Мерри можно заслужить
дракой, – сказал Холод.
– А это важно – отметить его именно сегодня? –
спросил Гален.
– Королева вскоре заберет Мерри, чтобы говорить с
Таранисом, – напомнил Холод.
– Мне будет спокойней, если мы убедимся хотя бы в
одном. Если Мерри возляжет с Адайром и его кожа и после этого не примет ее
знак, то, возможно, она призвала уже всех, кто нужен ей для победы. – Дойл
подошел к другой руке Адайра, чтобы поскорее освободить его от доспехов. Холод,
помедлив мгновение, присоединился к нему. Одну деталь за другой они снимали
латы с Адайра, открывая тело и белье, которое не давало металлу натирать кожу.
Адайр в изумлении переводил взгляд с Дойла на Холода и
наконец спросил:
