Карась словно очнулся и уставился на сестру:
- Я поехал к Шершню, потому что он сказал…
- Он рассказывал об иконе которую можно продать за огромные деньги. Так?
- Так, но икона ведь сгорела, так Шершень сказал.
- Икона не сгорела, - тихим, но довольно уверенным голосом заявил монах.
Илюха поморщился:
- Откуда знаешь? Где ты вообще откопала этого козлобородого? Гони его к чёрту, пока ему шею не свернул.
Заткнись! - Верка отвесила брату увесистую оплеуху.
- Кончай граблями размахивать, ещё раз прикоснёшься ко мне, - заорал Илюшка, надув щёки.
- И что, что ты мне сделаешь? - в глазах женщины просматривалась презрение.
- Уйду, вот что.
- Никуда ты не уйдёшь, потому что некуда тебе идти, поэтому садись и слушай, что мы будем делать. Савелий рассказывай.
Монашек сладенько улыбнулся Верке и заговорил.
Андрес Янович на некоторое время замолчал, набил очередную трубку, но не стал раскуривать, а положил на стол. Он выглядел таким величественным, что ни Настя ни Веня, не решались больше его перебивать. Андрес Янович пожевал мундштук своей трубки, и как бы нехотя, продолжил:
- Я не стану останавливаться на том, как Верка познакомилась с молодым монахом и тот влюбился в неё и потерял голову. Савелий был одним из многих, кто помимо архимандритов Феофана, знал про то, что икона не сгорела и рассказал о ней Верке. Та продажная красотка, лучшее время которой уже давно прошло, сразу же вспомнила о плане Фимы Шершня. Утомлённая выходками своего бесшабашного брата, который последние годы так и сидел у неё на шее, она решила одним разом всё изменить. Теперь, когда одурманеный Веркиными чарами, Савелий готов был пойти на святотатство и бежать с ней из обители. Выкрасть икону, по мнению Верке было плёвым делом, она оказалась права, и у них всё получилось. Не особо доверяя криминальным способностям Карася, Верка сама продумала все детали. Они собирались вывести икону через границу, но Верка не учла одного, она не рассчитывала, что архимандрит Феофан обратиться за помощью к самому Архимеду. Иннокентий Иванович был болен, стар и мечтал только об одном, отойти от дел и обрести покой. Перед смертью, измученный недугами он обратился к Богу, и не смог отказать удручённому горькой утраты архимандриту, Архимед собрал сходняк. Верка и беглый монах Савелий не относились к порядочным ворам. Они не вносили долю в общак и были по всем понятиям обычными фраерами.
- Такими же как и вы? - не удержавшись впервые за весь рассказ, вмешался Веня.
Садовод ухмыльнулся, на мгновение задумался и сделаный уверенностью ответил:
- Да, такими же как я. Что же касается Карася, его отсидка тоже не давала ему особых прав. К тому же, как вы возможно знаете, клюквинники считаются самые презренной кастой, среди воров. Архимед что то там говорил о почтении к родителям, говорят что красть у Бога - всё равно что красть у собственного отца. Одним словом, применив все свое красноречие, старик сумел убедить воров, и сходняк порешил, что икону нужно вернуть. Всю троицу вычислили быстро, но Верка, монах и Карась узнав что их ищут, тут же затаились. Отдавать икону они, разумеется, не захотели понимая что сильно при этом рискуют.
Ну а теперь пожалуй пришло время рассказать вам о двух приятелях Жиле и Мартыне. Эти двое, когда-то входили в банду легендарного Мухи, после того как Белку и большинство его людей порешили питерские нквдшники, Мартыну и Жиле, удалось спасти свои шкуры. Они заявились в Печоры. Бывшие налётчики пришли к Архимеду, и тот любезно дал им пристанище и покровительство. После того как был ограблен монастырь, именно эти двое стали главными участниками все этой безумной круговерти событий, связанных с поисками этой злосчастной иконы. Несмотря на то, что пришлые Жила и Мартын были его земляками, Архимед, когда-то сам слывший высококлассным медвежатником, не особо почитал мокрушников. Банда Мухи в свое время стреляла без разбору, поэтому наши органы правопорядка расправились с ней по свойски. Только трое ииздевяти бандитов, попавших в облаву, выжили после того как их накрыли питерские милиционеры. Мартыну и Жиле повезло, в день облавы их не было в городе. У питерских в свое время были мысли, что именно эти двое и навели на Муху ментов. Ой простите, - поправился Андерс Янович, - милиционеров. Ходили слухи, что Муха, якобы обделил Мартына при дележе добычи, и тот затаил обиду. Репутация у обоих была слегка подмочена, но прямых улик не было, поэтому ппечёрске приняли Мартынова с Жилой как подобает. Им дали возможность реабилитироваться и дали шанс, но вот распорядились они им не совсем правильно.
Выйди на улицу он огляделся, прохожих было немного и Карась кутаясь в мохеровый шарф, направился вдоль набережной. Путь до гастронома лежал через арку, и лишь миновав её, мужчина почувствовал некоторое облегчение. Верка строго настрого запретила им с Савелием выходить из дома, но после вчерашней попойки трубы горели, так что Карась всё таки решил нарушить этот запрет. Буркнув, - я скоро, Карась спустился по лестнице и вышел во двор. На самых подступах к гастроному он впервые почувствовал неладное. Достав руку из кармана, и утерев сухие губы, Карась увидел как дрожат его пальцы. - Это всё из за похмелья, убеждал он сам себя. Ещё раз оглядевшись, Карась отругал себя за чрезмерную суетливость и зашёл в магазин. Посетителей в магазине было не так уж и много. Помимо самого Карася, в очереди стояли несколько скрюченных забулдыг, тощая старушенция с клюшкой, и полноватый мужик в шляпе с тонкими усиками, с приоткрытым ртом, он забавно вытягивал шею и водил по прилавкам пальцем. Карась попросил две бутылки столичной, сырок и каталку ливерной колбасы. Бросив на прилавок две по жёванных купюры, Карась собирался было уже уходить, но тут через стекло витрины вдруг увидел, прогуливающегося у гастронома, высокого мужчину в чёрном пальто. Капля пота, холодный дорожкой, прокатилась между лопаток. Подозрительный мужчина держал руки в карманах и не спеша прохаживался перед самым выходом. Карась замер у дверей и в этот момент почувствовал, как кто-то тихонько толкнул его в спину. – Выходи, не задерживай страждущих, - раздалось за спиной. Карась сглотнул и через плечо увидел возле себя того самого толстячка в шляпе, - это вы мне? - выдавив из себя улыбку спросил Карась. – Тебе, тебе, топай и не загораживай проход, - у толстяка был довольный визгливый голосок, он часто часто моргал и постоянно выдвигал вперёд челюсть. - Пожалуйста проходите, - процедил Карась, я только вспомнил, что забыл купить курево, - Карась хотел было отойти в сторону, но тут что-то твёрдое упёрлось ему в бок. - Выходи на свежий воздух, не заставляй меня все повторять дважды. Карась от волнения икнул, - это пистолет?, - Наган, лучше оружие нашей эпохи, моя любимая игрушка, - делано заявил толстяк, - пошевеливайся фраер, есть у нас с приятелем к тебе один разговор. Карась посмотрел в окно, мужчина в пальто всё так же держал руки в карманах, только теперь уже не делал вид что просто гуляет, взгляд незнакомца не сулил ничего хорошего. Скуластый широкоплечий, он нервно покусывал губы, и то и дело сплёвывал на тротуар. - Я не фраер у меня два срока за плечами, - изо всех сил сдерживая дрожь в голосе, заявил Карась. Толстяк оскалился и хмыкнул, - А мне до фонаря, все твои ходки фраер, шагай на выход, не то дырку проделаю. Карась огляделся, и убедившись, что и продавщица и остальные покупатели заняты своими делами и даже не смотрят в их сторону, покорно поплёлся на выход. Они вышли и толстяк приказал своему долговязому приятелю поймать пролётку. Они проехали не меньше получаса, пока не подъехали к старому двухэтажному бараку, очевидно ещё эстонской постройки и взошли на верхний этаж. Войдя в одну из комнат, толстяк указал Карасю на табурет и уселся напротив. Долговязый, которого толстяк постоянно называл Жилой, занял место у входа, и положил на тумбочку девятимиллиметровый люгер. - Ты карась, и тебя ищут местные воры. Так? - вполне любезным тоном проворковал толстяк. – Возможно, - процедил пленник, косясь на пистолет. Жила, убери ство,л не видишь что наш гость и без того нервничает. Долговязый убрал пистолет в карман, но Карасю легче от этого не стало. - Вы люди Архимеда? - спросил Карась. Толстяк закурил, протянул пачку пленнику, но карась не желая чтобы собеседник увидел его трясущиеся пальцы, отказался. Толстяк сел и продолжил. - Я Мартын, мы с Жилой работали на Муху. - Муху и его людей порешили менты, - проявил осведомлённость Карась. - Не всех, - уточнил толстяк, - мы живы и на свободе, как видишь, и недавно присоединились к местным, и не особо этим довольны. Мы из питерских, и не особо расположены к тому, чтобы прогибаться вот каким-то провинциальными, никому не известными каторжанами. Поэтому если мы договоримся, возможно, я не отдам тебя Архимеду. Карась оживился и с жадностью уставился на пачку, которую толстяк бросил на стол. – Кури, - усмехнулся толстяк. Карась протянул руку, схватил папиросу и чиркнул спичкой. - Мы знаем, что ты и твои дружки украли в монастыре не только безделушки, о которых монахи сообщили мусорам, - продолжал толстяк, - у меня есть связи с контрабандистами, я знаю как переправить икону за рубеж и смогу найти для неё достойного покупателя. Сейчас ты нам скажешь, где икона и мы с приятелем получаем свою долю добычу. - Нас трое, вы вдвоём, всего пятеро, если я скажу где икона, то каждый получает пятую долю, так? - Подумай Карась, как тебе повезло, что я тебя нашёл, а ни кто-нибудь из других людей Архимеда. Попадись ты им, тебе пришлось бы вернуть икону в монастырь, а со мной ты получишь полную долю после того как икона будет продана. Это очень хорошее предложение, так что решайся быстрее. - Я должен посоветоваться со своими корешами, - немного освоившись, заявил Карась. - Кого ты называешь корешами, фраерок? Свою шлюху сестру и её приятеля в рясе? - толстяк рассмеялся и тут же изменился в лице, его глаза сузились, щёки начали лосниться и краснеть, - боюсь что не могу тебе это позволить, фраер. Услышав, как изменился тон толстяка, долговязый снова достал из кармана люгер и положил его на колени: – Я сделал тебе предложение, ты либо его примешь.. - Либо вы не станете отдавать меня Архимеду, если я не приму ваших условий. Я правильно вас понял? Вы меня убьёте? Толстяк щелкнул пальцами и Жила, убрав ствол, достал из глинище сапога узкий финский нож армейского образца. Однажды, ещё в самом начале тридцатых, мы с Жилой, прижали одного нэпмана, - как бы между прочим заявил толстяк, - он припрятал кое какое добро и не желал в этом признаваться, хотя мы прекрасно знали, что фраер гонит нам пургу. Жила начал его резать и содрал кожу с лица. Нэпман тут же рассказал всё. Мы нашли рыжье и камешки, которые он припрятал, а фраер остался без щеки и половины носа, - толстяк визгливо захихикал, Карась почувствовал резь в животе и вытер вспотевший лоб: - Я всё понял, и согласен на ваши условия. Я покажу вам где мы храним икону и мы всё поделим поровну.
