Остаться в стороне? Блинков-младший не забыл, как разозлился на Вальку и пообещал себе не вмешиваться в Дело о крокодиловой сумочке. Но теперь и зло утихло, и стало ясно, что это расследование нужно ему самому не меньше, чем Вальке. Алиби, расчет по минутам – на крайний случай. Самое несокрушимое, железобетонное алиби – не в каракулях второклашки, а в том, чтобы найти грабителей.
Дело о крокодиловой сумочке надо начинать сначала. Снова пройти по дворам, где, удирая с места преступления, промчался мотоцикл. Наверняка он летел на приличной скорости И наделал переполоху. Грабителей должны были запомнить. О втором, который вырвал сумочку, хоть что-то известно: джинсовая куртка, светлые волосы. А кто был за рулем?
Поиск свидетелей Блинков-младший решил начать с дворовых пенсионерок. У них все самые важные жизненные события уже произошли, остались одни неважные. Проехал мотоцикл, испугал ребенка – они запомнят.
Сыщик, вступающий в поединок умов с пенсионерками, должен иметь стальные нервы, ангельское терпение и приятную внешность. Блинков-младший причесался, застегнул куртку на все пуговицы и пошел через пустырь, отделяющий Помойный проезд от ближайшего дома.
К вечеру людей во дворе не убавилось: все те же мамы с колясками, бабушки и неутомимые малявки, вооруженные пластмассовыми автоматами. Блинков-младший робко уселся на краешек лавочки с пенсионерками и постарался придать лицу телячье выражение послушного мальчика.
Пенсионерок было трое. Двое разговаривали, а третьей тоже хотелось, но ей не давали вставить ни словечка.
– У метро по семисьпять, – услышал Блинков-младший.
– Что вы говорите! По семисьпять?
– По семисьпять.
– Надо же! А у парка – по семись!
Минут за десять оживленного разговора Блинков-младший не узнал больше ничего. Что-то продается в одном магазине по семьдесят пять, а в другом – по семьдесят (рублей, копеек или, может; быть, юаней или крузейро). Это вся информация. Остальное время ушло на словесную шелуху. Например, «Семись», хорошенько подумав, сообщала, что по семьдесят – дешевле, чем по семьдесят пять. В ответ «Семисьпять», тоже подумав, говорила: «Лежалые, вот и по семись. Лучше я возьму у метро по семисьпять». Третья пенсионерка пыталась вставить, что раньше было дешевле, а теперь дороже. На нее не обращали внимания.
Блинков-младший с тихим ужасом понял, что нарвался на времяфагов – пожирателей времени.
Времяфаги – самые коварные противники из всех, с которыми только сталкивалось человечество! Довольно долго их считали обычными болтунами. Никто не задумывался над тем, что их болтовня отнимает у людей минуты, часы и годы жизни так же верно и безжалостно, как медленный яд.
Потом люди осознали грозящую им опасность и придумали науку психогигиену. Она о том, как. не портить себе нервы по пустякам, не ссориться и быстро делать работу, которая делалась медленно. Целый раздел психогигиены учит сбрасывать присосавшихся к тебе времяфагов.
Блинков-младший знал кое-какие способы их укрощения. Перебивать заболтавшегося времяфага бесполезно: он тебя не услышит или, хуже, обидится и затеет ссору. Лучше встать и уйти. А если тебе нужно что-нибудь узнать, попроси времяфага написать это на бумажке.
Многие пишут короче, чем говорят.
К сожалению, этот надежный способ годится только для управляемых времяфагов, а Блинков-младший имел дело с неуправляемыми. Оставался сложный способ переключения. Завязать разговор о том, что интересно пенсионеркам, и незаметно перейти к мотоциклу. А так спрашивать бесполезно. Их не отвлечешь от разговора о ценах, пока не подсунешь наживку повкуснее.
Блинков-младший решил опасно заболеть минут на десять. Времяфаги типа ПНЖ (пенсионеры неработающие женского пола) вообще обожают чужие неприятности. А уж на болезни они клюют мгновенно, забывая о всякой осторожности. Потому что болезнь – хороший повод посоветовать лечение, а для времяфага нет ничего слаще, чем давать советы.
Он потер колено и охнул. Покосился на времяфагов – не заметили. Тогда он согнул и разогнул ногу и сделал вид, что прислушивается.
Сработало!
Времяфагша, которой две других не давали вставить ни слова, отодвинула свою хозяйственную сумку подальше от Блинкова-младшего. Какой никакой, а знак внимания! Он еще раз согнул и разогнул ногу, охнув так, что у самого сердце разрывалось от жалости.
– Хрустит или щелкает? – со знанием дела поинтересовалась Которой-не-давали-вставить-ни-слова.
– И еще скрипит, – печально сказал Блинков-младший.
– Такой молодой, а уже больной, – заметила времяфагша.
– Кто? – обернулась Семисьпять.
Которой-не-давали-вставить-ни-слова заулыбалась. Наконец-то ее приняли в разговор.
– Да вот, – она кивнула на Блинкова-младшего. – Суставы у него.
– У меня тоже суставы, – ревниво буркнула Семись и потянула Семисьпять за руку.
Но Семисьпять уже заглотила наживку с крючком!
– Под машину попал или родился такой?
– Родился, – вздохнул Блинков-младший и скорбно поджал, губы. – До семи лет в коляске.
– А потом? – участливо спросила Которой-не-давали-вставить-ни-слова.
– Расходился.
– Твои годы молодые, вот и расходился. А нам только хуже становится, – заметила Семисьпять.
Лед был сломан. Теперь Блинков-младший управлял разговором и мог задать свой вопрос:
– Вы не видели тут мотоцикл? Блестящий такой? А то обещали меня покатать…
– На что тебе мотоцикл? Голову потеряешь, а не то, что ноги, – отмахнулась Семись. У тебя когда ноет – к дождю или после?
Отвечать было нельзя! Семись, самая опасная из времяфагов, уже переключала разговор на себя… Блинков-младший плаксиво скривился и шмыгнул носом.
– Видели мы мотоцикл, только днем,·- пожалела его Которой-не-давали-вставить-нислова. – Пронесся, как оглашенный.
– А кто за рулем? – добрался до главного вопроса Блинков-младший. – А то, может, вы не про тот мотоцикл говорите.
– Про тот, про тот! Мишкин это мотоцикл – Мишка и носится.
Мишкой звали Виннету. Времяфагша явно имела в виду угнанный «Кавасаки», но грабителей не разглядела.
– Нет, – вдруг сказала Семисьпять, никакой там был не Мишка, а старичок седенький с бородкой.
– На мотоцикле?! – изумилась Которой-не-давали-вставить-ни-слова. Разговор о болезнях был забыт.
– На мотоцикле, – осуждающим тоном подтвердила Семисьпять.
– Старичок?!
– Седина в бороду, бес в ребро, – обиженным голосом вставила позабытая Семись.
– А как ·он был одет? – спросил Блинков-младший.
Семисьпять развела руками.
