– Надо идти назад по своим следам, – предложила Ксения.
– Хорошая идея, богатая к Новому году может и дойдём. Мы же прямо ездить не можем, нам надо восьмёрки выписывать и кренделя вертеть. – Люся злобно посмотрела на Штукину.
– А ты что предлагаешь? – Штукина смотрела на Люсю не менее злобно.
– Предлагаю ждать помощи. Борис в курсе, что мы в беде. Найдёт нас по геолокации. У меня включена. – Люся очень гордилась тем, что вспомнила про эту геолокацию. Муж ей сам включил такую полезную вещь на её телефоне.
– Ага! – Штукина постучала кулаком по лбу. – Ты думаешь, связи нет, а интернет есть?
Люся испуганно выхватила из кармана телефон. Действительно, интернета не было даже близко.
– Значит Борис позвонит в МЧС, а они вышлют вертолёт! Рыбаков на льдинах всегда так спасают.
– Дура! Знаешь, сколько этот вертолёт стоит?
– А они разве за деньги людей спасают?
– А за что, за спасибо?
– Они обязаны нас спасать из бюджета за налоги.
Штукина разразилась гомерическим хохотом.
– Ты хоть что-нибудь путное из бюджета за налоги хоть раз получила?
– Я нет, поэтому надеюсь получить, когда ко мне пришла беда!
– Щас! Упали прямо и отжались два раза. – Штукина подбоченилась и пнула снегоход. – Но отходить от аппарата нельзя, тут ты права. Он на снегу гораздо заметней, чем одинокие трупы.
– Какие трупы? – поинтересовалась Ксения.
– Наши! – пояснила Штукина. – Один в красном и двое синие. Пока нас найдут, мы точно уже околеем.
– Я не хочу!
– А кто хочет? Ещё и темнеет.
– Знаю! – Люся опять поразилась своей сообразительности. – Вот вам моя мудрость: мы включим обогрев сидений и не околеем.
– Ты это что-то! – Ксения обняла Люсю, и они обе резво взгромоздились на снегоход.
– Можно попробовать, – согласилась Штукина. Она уселась на своё сиденье и попыталась завести мотор, но фокус не удался. – Не заводится, – сообщила она подругам, как будто и без того не было ясно, что снегоход не подаёт признаков жизни.
Все не менее резво слезли со снегохода, сиденья которого уже обдавали холодом даже сквозь комбинезон и рейтузы.
– Остаётся одно: поджечь, хоть и жалко, – предложила Штукина.
– Я не дам жечь Борькину собственность! – Ксения встала между девушками и снегоходом, изобразив готовность грудью отстаивать имущество любимого.
– Даже если б ты и разрешила, всё равно поджечь нечем. – Люся развела руками, как бы демонстрируя Ксении, что боятся нечего.
– Ты не взяла с собой зажигалки?! – В глазах Штукиной светилась вся скорбь еврейского народа.
– Нет, а зачем она мне?
– Но ты же куришь иногда.
– Я курю, когда есть кто-нибудь, кто даст мне прикурить. Вот муж мой, к примеру, вообще сам мне сигарету закуривает.
– Не ври! Я видела, как ты курила на улице у бара безо всякого мужа.
– Так мне Илья Иванович, полковник твой дал прикурить. Я, если хочу закурить, обычно просто достаю сигарету. Всегда кто-то есть, кто поможет. Я ж вам говорю, мужчины исполняют желания. Им это нравится, они так устроены. Я про настоящих говорю, разумеется, а не про шушеру всякую.
– Что же нам делать? Что делать? – Штукина принялась ходить вдоль снегохода туда-сюда, туда-сюда. Люсе показалось, что в пуховом синем комбинезончике, та очень сильно смахивает на Вини-пуха из мультфильма.
– Даа, если б тут был конь или горящая изба, то Штукина обязательно нашла бы выход из положения, – глядя на мельтешащую Штукину, задумчиво сказала Ксения.
– Можно попробовать покричать, – предложила Люся, которой уже стало весьма холодно, и она стала прыгать на месте, хлопая себя руками по бокам. Ксения последовала её примеру.
– Ты недавно уже накричалась на морозе! – рявкнула Штукина.
– Ой! – Люся вспомнила, что только что пришла в себя от перенесенной болезни. – Мне ж нельзя остужаться!
– Не скачите, от вас в глазах уже рябит.
– От тебя, думаешь, не рябит?
– Нам нельзя растрачивать энергию. Надо обняться и греть друг друга.
Попробовали обняться, но стукнулись шлемами, снимать которые на морозе совершенно не хотелось. Встали друг к другу спинами. Люся порадовалась, что морозец хоть и крепчает к вечеру, но ветра нет.
– Я читала, что смерть от мороза не такая страшная, как будто уснёшь, – сказала Ксения.
– А я читала, что в аду на самом деле не жара, а холод! Он так и называется адский, – поведала Штукина.
– А я читала, что смерти нет, – сказала Люся. – Помрём и тут же родимся в новой жизни. Только я бы не хотела пока в новой, мне моя нравится. И дел у меня ещё целая куча!
– Точно! – Ксения развернулась к спинам подруг лицом, видимо хотела погреть живот. – Есть теория, что мы умираем и рождаемся снова в то же самое время и в той же самой жизни, чтобы исходя из предыдущего опыта, сделать работу над ошибками. Прямо как в песне «зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать». Вот что бы вы хотели исправить в этой своей жизни?
– Я бы точно ни за что не поехала с вами кататься, – припечатала Люся, тоже разворачиваясь. Тут она заметила, что губы Ксении слегка посинели. – Вы совершенно безответственно вовлекли меня в опасное мероприятие.
– Если бы мы все исправили свои ошибки, то не исключено, что никто бы тебя никуда не вовлёк, – справедливо заметила Штукина. – Я, например, жила бы сейчас где-нибудь на Кипре со своим вторым мужем, как сыр бы в масле каталась, а он, как нас учит твоя мудрость, мои желания исполнял бы. Какого беса я воров и коррупционеров всю жизнь ловила? Они ж, вон, всё равно победили!
Штукина тоже повернулась лицом к подругам, и они опять стукнулись шлемами. Тогда Ксения повернулась к ним спиной. Правильно, так и будут вертеться, как мясо на гриле, только не подпекаясь, а подмораживаясь. Пока не превратятся в те самые сосули.
– Ты его любила? – спросила Люся.
– Мошенника этого? Обожала просто! – Штукина закатила глаза.
– Неужели ты его сдала в тюрьму? – ужаснулась Люся и повернулась к Штукиной спиной. – Как Павлик Морозов!
– Ну что ты! Родного человека? Отца моего Валерика? Никогда! Я ему просто дала возможность утечь.
Так они вертелись примерно час, потом решили сесть на снегоход и периодически менять положение, чтобы по очереди оказываться в центре. Люсю немного потряхивало, и она понимала, что если их всё же спасут, то тонзиллитом она уже не отделается.
– Вам не кажется, что никто нас не спасёт? – спросила она, понимая, что вопрос этот риторический.
– Остался последний способ, – сообщила Штукина.
