Я-то запомнила с первого раза, а вот супруги неуверенно кивнули, с тревогой глядя на спокойные, бесстрастные мужские лица. Я хорошо понимаю людей: находиться в компании чрезвычайно специфических наемников очень тяжело, особенно Нильсу. От них во все стороны разит тестостероном, аурой властности и мужественности. Это хищники, и Нильс как мужчина, а значит априори потенциальный соперник, вызывает у них негатив. Всем своим существом, скорее всего, именно сейчас Нильс это прочувствовал и осознал. Поход будет нелегким не только для меня, но и для него. Тяжелое молчание прервал писк прибора, висящего на груди Джинкса. Он изучал его несколько секунд, затем отрапортовал на французском:
– В двух километрах от нас отряд из двадцати человек. Довольно быстро идут.
На мое счастье, французский я изучала в университете вторым обязательным языком. Но постаралась, чтобы мое знание не стало достоянием наемников. Пока Джинкс докладывал, снова раздался писк прибора. Посмотрев на монитор, он удивленно хмыкнул и продолжил:
– Как интересно, а вот и еще одна группа за двенадцать часов от нас. Скорее всего, из соседней деревни подкрепление. Там… Ого! Еще около пятнадцати человек, некоторые тепловые излучения сливаются. Тесно идут! Можно сказать, бегут! С нашими ходоками мы далеко не уйдем. Фора не больше пяти минут.
Рене переглянулся с Полем и, резко развернувшись к нам, отдал приказ:
– Четверо с мужчиной, по трое – на каждую женщину! Уходим быстро! Пока могут, пусть бегут сами, потом несете по одному на плече. Теперь не до нежностей. Джинкс, прикрываешь!
Заметив, что я перевариваю полученную информацию, он прищурился и, странно хмыкнув, подхватил меня за локоть и потянул в лес. Остальные распределились сами, окружив супругов. Надо же, прокололась, мое знание французского больше не секрет.
Чертовы джунгли, где даже идти тяжело, а бежать и при свете дня невозможно. Труднопроходимые заросли, обволакивающая тело влажная духота, от которой моментально покрываешься липкой испариной и нестерпимо хочется пить. Я обновила свой «аромат», использовав целых две пробирки, но при таком сильном потоотделении долго маскироваться не получится.
Нильс и Этель смогли пробежать в заданном оборотнями темпе не больше часа, а потом все чаще начали спотыкаться, скорость отряда начала падать. Я держалась до последнего, потому что очень не хотела попасть на руки к своему зеленоглазому спутнику. Потому что настолько мокрая, что если он прижмет меня, даже суперконцентрированное средство, которым я пользуюсь, не обманет его обоняние, и тогда моя сущность больше не будет для него тайной. Но над нами сжалились, правда, ненадолго, всего десять минут дали отдохнуть, потом опять часовой марафон.
Пытка джунглями длилась до обеда, потом Джинкс сказал, что, судя по его приборчику, мы вышли из опасной зоны досягаемости для преследователей. Для нас с Катерсонами был устроен привал. Какое счастье, что можно развалиться и не шевелиться, уткнувшись носом в траву!
Этель тихо пожаловалась:
– Илана, мы уже не чувствуем своих тел, удивительно, как эти наемники с тяжелыми рюкзаками еще и нас тащат, но преодолевают путь, практически не запыхавшись и не вспотев.
– Они же сильные мужчины-профессионалы и пообещали обязательно вытащить нас отсюда, – я успокоила и приободрила супругов.
Хотя у самой в душе ох как неспокойно. Я точно знаю, что они вспотели, их запах облаком окутывает меня со всех сторон, заставляя нервничать мою волчицу, а меня-человека – еще больше.
Особенно допекает внимание Рене, который все пристальнее и чаще следит за мной. Во время многочасовой пробежки он несколько раз пытался либо поддержать меня, либо вообще взять на руки, но я шарахалась от него словно от чумного. Меня странным образом нервирует его запах и испытующий ярко-зеленый взгляд, всюду меня преследующие. И если других оборотней я просто боюсь, то этот вызывает у меня сложные чувства, в которых я пока никак не могу разобраться. Меня тянет к нему и в то же время я боюсь его, пожалуй, боюсь больше остальных.
Этель тихонько попросила меня удалиться с ней за компанию в кустики, и я, подхватив свой уже изрядно замызганный мешок, пошла с ней. Большое количество влаги, которое мы теряем, требует не меньшего количества воды. Мы пили много и часто, соответственно периодически скрывались в кустах, напрягая беднягу Нильса. Кстати, Рене сразу о нас позаботился: выдал нам специальные фильтры для обеззараживания воды, на непредвиденный случай, если придется пить прямо из природного водоема. Обычно воду для питья, оборотни набирали в мелких ручьях и затем обрабатывали антисептическими таблетками, придававшим воде мерзкий вкус. Конечно, я вполне могла бы пить и из ручья, не боясь что-нибудь подцепить, но, опять же, избегала лишнего внимания. Поэтому глотала эту гадость вместе с Катерсонами в больших количествах, чтобы избежать обезвоживания.
Мы с Этель случайно наткнулись на ручей, и я, быстро сняв майку, с удовольствием обмылась прохладной водой, тщательно смывая пот. Сорвав знакомое растение с терпким запахом, растерла его листья в ладонях и намазала кожу под ее удивленным взглядом. Я не соврала, сказав, что сок отпугивает насекомых. Правда, в моем случае должен будет помогать от Рене. Пока Этель проделывала то же самое, я воспользовалась еще и антизапахом – старательно, не пропуская ни одного сантиметра, обработала кожу. Затем тщательно заплела волосы в тугую косу, и мы вернулись в лагерь, где нас уже ждал обед, «сервированный» из подогретых банок с консервированной едой.
Перед тем как отправиться дальше, веры тщательно скрыли следы нашего пребывания, зарыв весь мусор. Наверное, потому что напряжение, возникшее из-за преследования, спало, мы вошли в ритм и шли с хорошей скоростью, почти без эксцессов. Только Этель не повезло: в первый раз «ойкнула», когда на нее свалился маленький «ужик», которого Поль моментально отправил обратно в кусты; а во второй – дрыгала ногой, вопя, что по ней кто-то ползет. Поль с невозмутимым видом шлепнул ее по ноге и на ткани расползлось мерзкое влажное пятно. Этель даже присела в культурном шоке, закатала штанину – и разрыдалась от отвращения, обнаружив раздавленный трупик какого-то крупного паука или жука. Кто их там разберет, это они с супругом биологи, а не я.
– Странно, мадам – биолог, а насекомых и земноводных боится, – съехидничал Поль.
– Этель – биолог, а не энтомолог, – авторитетно ответил Нильс, пресекая дальнейшие упреки.
Увидев слезы Этель, мужчины не решились нас торопить. Переминались с ноги на ногу в сторонке, своим поведением вызывая у меня недоумение. Поль и Рене стояли рядом и угрюмо смотрели на плачущую на плече супруга женщину. Затем Поль наклонился, сорвал пучок травы и, присев рядом с Этель, стер остатки насекомого с ее штанины, оставляя грязные темно-зеленые разводы. Это странным образом успокоило ее, но изумило меня: вытерев слезы, она встала, а я еще долго размышляла над странным, нетипичным поведением оборотней.
Любой самец из моего прежнего клана, окажись в подобной ситуации, начал бы возмущаться ее слабостью и поторапливать. А эти спокойно стояли и молча ждали, когда она успокоится, при этом наверняка сочувствуя. Поступок ледяного Поля совсем выбил меня из колеи. Людей он, конечно, презирает, но, тем не менее, присел перед женщиной-не-вером и помог, причем деловито и спокойно, чтобы не заставлять нервничать ни ее, ни Нильса. Мое представление о мире веров на одно деление сместилось в лучшую сторону. Закралась мыслишка: вполне возможно, не все такие, как самцы из моего бывшего клана? Но если я все-т аки ошибаюсь, то ошибка может стоить мне собственной шкуры.
