У Митьки самого тревожно сосало под ложечкой, но уйти сейчас было бы неправильно. Тут, как в прятках, высовываться опасно, а не высовываться нельзя. Надо же знать, что делает водящий. Митька посмотрел на зеленоглазую: какая она сейчас — «Васька у папы» или «Лина у дедушки с бабушкой»? Лишь бы не начала ссориться. Не здесь и не сейчас.
Хочешь туда пойти? На разведку? — догадалась зеленоглазая.
Да нет, какая разведка, — покривил душой Блинков-младший. — Пошарю в доме, может, найду бензин или спички.
Или топором по шее, — добавила Лина. — Мы уйдем, и все. Сейчас же! Без всяких разведок! Не хватало нам еще соваться в дом к этим типам.
А ты знаешь, где они? — спросил Митька.
В бараке или что там у них — в общем, на зимовье. Ты сам говорил.
Я говорил «или—или». Или они собираются здесь пожить, или идти дальше. Если они здесь, то мы до ночи постараемся от них оторваться. А если ушли, то, наоборот, лучше сами здесь останемся, и пускай они от нас отрываются.
Зеленоглазая молчала. Кажется, Митька сумел ее убедить.
Ладно, иди, — неохотно согласилась она. — Только быстренько, а то мне одной страшно.
Быстренько нельзя, надо понаблюдать за домом хотя бы полчаса. Спать еще рано. Если они там, то как-нибудь себя проявят.
Делай как знаешь, — махнула рукой Лина, — но учти, я вся на нервах!
Митька отвел ее от помойки, выбрал укромное место в кустах и бросил на землю куртку и парашют.
Полежи. Хочешь, я тебя ветками замаскирую?
И еловый веночек в ноги? Нет уж! Помру, тогда веточками меня присыплешь, — мрачно сострила Лина. Митьке не нравилось ее настроение.
Он вернулся к помойке. Заметных тропинок вокруг не было. Здесь жили только зимой, и протоптанные тогда тропинки растаяли вместе со снегом. Но срубленные кусты подсказали, куда идти.
Шагов через сто Митька вышел к длинному бревенчатому бараку с маленькими оконцами. Присел за куст и стал наблюдать.
В воздухе сразу же зазвенело. Давно не виделись. Днем комарье пряталось от солнца и только на ягоднике немного пустило кровь Митьке с Линой. Теперь солнце ушло за гору, да и лес был самый комариный — густой, сумрачный. Кровопийцы взялись за сыщика всерьез. Оранжевая папина пуховка осталась у Лины — на разведку в такой одежде не ходят, — а рубашку и голые руки комары облепили сплошной шевелящейся массой.
Он выглянул и увидел того, кто его напугал. На пороге барака, сунув кончик носа за приоткрытую дверь, стояла тощая лисица.
Митька терпел, внушая себе, что это полезно, люди специально платят за иглоукалывание. Колени он подтянул к груди, защищая то и другое, губы поджал и старался чаще моргать, отмахиваясь ресницами от лезущих в глаза. Комары стали забиваться в уши и в ноздри. Митька заткнул нос пальцами, чтобы не чихнуть, если какой-нибудь гад заберется поглубже.
В бараке было темно и тихо.
Митька отполз и стал обходить его кругом. Так, а это что, баня? По другую сторону барака стоял дом поменьше. Судя по узким, как бойницы, окошкам — точно баня. Но бани не окружают колючей проволокой. Странно. Если в бараке жили лесорубы-заключенные, а в маленьком доме — охрана, т почему «колючку» не намотали вокруг барака?] Что ли, охрана не охраняла, а защищалась от лесорубов?
Что-то скрипнуло, и Митька замер с занесенной для шага ногой.
Еще скрип.
Митька заметил, как шевельнулась дверь барака, и отступил за сосну.
Скр-рип! — пронзительно, противно, хуже, чем звон комаров. Он выглянул и увидел того, кто его напугал. На пороге барака, сунув кончик носа за приоткрытую дверь, стояла тощая лисица.
Скр-рип! Лисица толкнула дверь носом и отступила. И снова: скр-рип! Митька понял, что хитрюга тоже в разведке. Только у нее разведка боем: сунуться в подозрительное место, пострелять, то есть поскрипеть, и, если противник обнаружит себя, удрать.
Скр-рип! — на этот раз лисица не отступила, а шмыгнула в барак. У Митьки был большой соблазн там ее и запереть. Но если даже на зимовье найдутся спички или бензин для зажигалки, есть лисицу — последнее дело, ее мясо пахнет псиной. К тому же она была союзницей: сделала Митькину работу, причем быстрее, чем сумел бы он сам. В бараке определенно никого нет, да и в доме тоже. Будь там люди, они бы вышли посмотреть, кто скрипит.
Осмелев, Митька скользнул к дому. Калитка в заборе с колючей проволокой была приоткрыта. Он шмыгнул вдоль стены и заглянул в разбитое окошко. В нос ударила вонь.
Митькин приятель Оау, маленький охотник из племени лесных индейцев, был большим знатоком звериного помета. Оау его читал, как записки: «Здесь недавно была свинья, успеешь догнать». В домике тоже побывала свинья. Залезла на стол, спустила штаны и оставила послание: «Всех ненавижу!»
Глядя в окошко, Митька понял, почему домик окружен колючей проволокой. Внутри он был похож на шкаф с полками, полками, полками где только можно, до потолка. Зимой здесь был продовольственный склад. Веселенькая компания жила в бараке, если от нее приходилось охранять ее собственную еду.
В углу стоял топчан, покрытый засаленными ватниками: распоряжался на складе один человек. По таежному обычаю, он оставил еды для путников. Теперь на полу в мешанине из растоптанных макарон, соли и придавленных подошвами окурков возились бурые лесные мыши. Рядом валялся пустой мешок. Судя по его размерам, продуктов было больше. Их разложили по рюкзакам, поленившись нагнуться за рассыпанными макаронами и солью.
Дверь барака снова скрипнула. Недовольно тряся головой и фыркая, оттуда выскочила лисица и убежала в кусты. Ага, и там нагадили. Значит, уголовники не собирались возвращаться на ночевку. Можно спокойно поискать спички или горючее для зажигалки.
Митька вошел в дом, и мыши бросились врассыпную. Не так уж много они успели съесть. Лине предстоит работа Золушки — отделять обломки макарон от мусора.
За дверью нашлась фанерная лопата для снега. Первым делом Блинков-младший соскреб со стола «послание» уголовников. Кстати, раз на. зимовье нет ни вышек для охраны, ни «колючки» у барака, то, может, эти двое с топором и не уголовники, а просто поганцы. Хотя бывают какие-то расконвоированные заключенные. Они-то скорее всего и работают на лесоповале, потому что всю тайгу колючей проволокой не обнесешь.
Узкие окошки склада пропускали мало света. Торопясь, пока совсем не стемнело, Митька стал шарить по углам. Над топчаном висела керосиновая лампа. Митька покачал ее — булькает! Боясь поверить такому счастью, он снял стекло, поднес к фитилю пустую зажигалку, чиркнул раз, другой... Фитиль поймал искры и загорелся, расточая счастливый запах керосина, тепла и будущей еды.
А уютно здесь было зимними вечерами. В тайге мороз, аж деревья трещат, а ты валяешься на топчане, и в ногах у тебя постреливает жаркая чугунная печка, а над головой, только руку протянуть, полочка с книжкой... «Спутник молодого трелевщика», — прочитал Митька. На захватанной обложке какая-то гусеничная машина везла бревна. Хорошо быть молодым трелевщиком. Днем потрелевал на морозце, вечером лежишь, почитываешь «Спутник». И не надо тебе искать папу, и никого ты не боишься, и знаешь, что будет завтра...
