После той ночи Хозяин исчез. Ваха с остальными жил в его доме, командовать собой не позволял, хоть и был самый младший годами. Дрова колоть, барашка резать — все по очереди, и неважно, кто младше. Он показал себя в деле, а других еще посмотреть надо.
За главного был Рафик, мутный человек. Веры неизвестной, национальности непонятной. Аллаху не молился, креста не носил, ходил с пистолетом и ментов не боялся. Иногда Рафик увозил на работу то троих-четверых, то десять человек. Ваху не брал. «Там, — сказал, — работа для быков, а тебя для настоящего дела беречь надо».
Прожили с две недели, шесть баранов съели. Раз подъезжает Рафик, зовет Ваху в машину: «Садись, надо съездить в одно место». Ваха и сел. Вещей не взял, только куртку накинул.
Приехали на рынок. Рафик повел Ваху в магазин, и не туда, где продают-покупают, а на склад. Там Ваху одели с головы до ног: кафирская ушанка, дубленка, сапоги на меху, темно-серый костюмчик, белая рубашечка, галстук. Без примерки наложили еще целый чемодан: второй костюм — черный, туфли, рубашки, белье. «Будешь телохранителем при Хозяине», — сказал Рафик. Ваха просил его: «Раз телохранителем, то дай пистолет, как у тебя». Не дал. «Спалишься, — говорит, — и Хозяина спалишь. Я числюсь охранником в одной фирме, вот и ношу пушку, а с твоей детской рожей можно только водяной пистолет». Зачем обидел, не мог нормально объяснить? А «детская рожа» сколько раз выручала Ваху. При зачистках солдаты в паспорт не смотрят, берут всех, кто по виду годится в моджахеды. Ваху не брали, хотя он и есть самый настоящий моджахед.
С рынка ехали долго и все кругами. Солнце то слева, то справа, то опять слева — кто прятался в лесах, такие вещи замечает. Потом нагнал их длинный «Мерседес». Поравнялись, затормозили. Рафик — хлоп Ваху по плечу: «Садись туда, быстро, пока нет других машин. Только смотри, не зови Хозяина Алибабой. У него теперь другое имя». А Ваха давно понял, что Хозяин вроде того «украинца» со снайперской подготовкой — тоже с двойным дном. В Москве один человек, в загородном поселке другой.
Так Ваха попал в «Райские кущи». Это санаторий для богатых. Хозяин там хотел откачать жир из пуза. Сказал, проколют дырочку и — насосом. А кафирским бабам в санатории тянут кожу, как на бубен, чтобы не было морщин. Неисповедимы дела Аллаха. Если он такое терпит, значит, надо зачем-то.
Сначала Ваха везде ходил за Хозяином. Встанет за спиной, озирается — засекает источники повышенной опасности, как положено телохранителю. А Хозяин все по знакомым, и говорит как не по-русски: «трансферты», «оффшоры», «транши». Знакомые на Ваху смотрят недовольно. Один сказал Хозяину: «Отошли своего обалдуя, а то вид у него бандитский. Так и сверлит глазами, сосредоточиться не могу». «Родственник, — объяснил Хозяин. — Спустился с гор: дай ему работу, и все тут! Вот, охраняет меня теперь». Знакомый засмеялся, хотя что тут смешного? И Хозяин засмеялся, махнул Вахе: «Иди куда хочешь».
А куда идти?
У телохранителей и шоферов своя компания: зал для них в ресторане отдельный, комната с играми. Но Вахе к ним нельзя, он же «родственник». Были в санатории кафирские дети. К ним Вахе можно, только не тянет. Игры у них незнакомые, шутки непонятные. Кафиры, они кафиры и есть. Ну их к шайтану, а то сегодня познакомишься, а завтра Хозяин прикажет кого украсть или зарезать. Знакомого убивать — ночь не спать, а незнакомого легко, как барана.
Сидит Ваха в хозяйском номере. Скучает. Палочку и то не построгаешь, на ковры-то. В коридоре ходят, смеются. Вспомнит Ваха, как лежал в снегу, прячась за убитым арабом от двадцатимиллиметровых снарядов. Друзей вспомнит, кто в том снегу навсегда остался. Ибрагимова Абали и Ибрагимова Бектемира, Канташева Давлета и татарина Галиуллу (мир с ними). Расстелет коврик, помолится. А эти все смеются. Так бы и полоснул из автомата!
И лезет Вахе в голову одна и та же мысль: если он тут не нужен, то зачем Хозяин его держит? Его, специалиста по минно-взрывному делу?
Глава II НЕ ДРАЗНИТЕ ВНУЧКУ РАЗВЕДЧИКА
…На диванчике в ее номере неподвижно и беззвучно, как большая кукла, сидел чернявый парень. Маша еще не видела его без маски, но догадаться было нетрудно: брат-2. Сейран.
— Девка… — начал он, и тут Машу прорвало. Подлость Андровского, нешуточная схватка с поросенком, хамство нефтяных принцев — да будет ли этому конец?!
— Как ты меня назвал? — прошипела Маша, надвигаясь на Сейрана. — Ну-ка, повтори!
— Ты что, дев…
Оплеуха заткнула рот нефтяному принцу, Маша добавила и пошла не останавливаясь.
С левой, с правой.
— Нефть у папы?!
С левой, с правой.
— Ах ты, мразь!
Сейран схватил ее за руки, но легче было бы удержать танк. Шаг левой ногой вперед-вправо, выход в переднюю стойку, правой рукой захватить запястье противника, левым локтем — по суставу — и разворотом в заднюю стойку правая рука противника выводится на болевое удержание.
Теперь противник наш. Ему бо-бо, и папина нефть не помогает, что характерно для таких ситуаций. Его подвывихнутая рука превратилась в орган управления. Чуть подашь ее в любую сторону — и он туда же, потея, с расширенными зрачками. А как улучшились манеры воспитуемого! Где взгляд свысока, кривая ухмылка, где хамское обращение «девка»? Молчит, покряхтывает.
Для продолжения знакомства в полевых условиях инструктор советовал показать серьезность своих намерений: пострелять у противника над ухом или что-нибудь ему расквасить. И только после такого энергичного вступления можно было переходить к нежностям: «Твое звание, должность, номер, расположение войсковой части! Где твой взвод (рота, батальон)? Какое задание ты выполнял?! Говори!». Увы, при всей ценности этот совет не подходил к Машиному случаю, и она закончила свидание по-своему. Не выпуская завернутой к лопаткам руки Сейрана, разогнала его по кругу. Перехватила за шиворот и за пояс. И, еще раз повернувшись вокруг себя, как метатель молота, запустила противника в свободный полет.
Чего скромничать, есть еще женщины в русских селеньях, и одна из них — М.С. Алентьева. Запуск удался. В апогее Сейран взлетел на высоту Машиного роста, пересек почти весь коридор и приземлился, самую малость не долетев до окна. Маша боялась, что он станет цепляться и подпортит траекторию. Но хорошо подавленный противник начинает поддаваться на приемы, инстинктивно понимая, что так останется целее. Сейран был подавлен очень хорошо. Он сел, держась за пунцовые от оплеух щеки, и сказал потрясенно и горестно:
— Девка, ты меня ударила!
— Ну и свинья же ты! — изумилась Маша. — Что с тобой еще сделать, чтоб ты научился нормально разговаривать?!
— Девка, ты назвала меня свиньей!
Чокнутый какой-то. Маша захлопнула дверь.
Из коридора не доносилось ни звука. Казалось, что Сейран все еще сидит на полу и, может быть, плачет. Но, выглянув за дверь, Маша увидела только сбитый ковер у окна. Нефтяной принц исчез так же беззвучно, как появился в ее номере. У Маши осталось чувство, будто бы она сделала что-то ужасное и непоправимое.
