– Айви, выпей. Это вода, – Пэнзи пытается всучить мне бокал, но я дёргаюсь в сторону от него.
– Я поняла. Вы говорите всю эту чушь, потому что он вам не нравится. Но мне плевать. Мне он нравится, и он…
– Призрак, – заканчивает за меня мрачно мать.
– Что за фигню ты несёшь?! Он живой! Господи, я прикасалась к нему, я даже спала с ним, слышали? Спала, то есть у нас был секс, и он не прозрачный, он живой! – Возмущённо подскакиваю с дивана.
– Господи, – Пэнзи с силой трёт своё лицо. – Такого просто быть не может. Ты же говорила, что она его выдумала, мам? Ты говорила, что она не могла дотронуться до него. Как так вышло? Может быть, это кто-то другой? Похожий на него?
– Вы разыграли прекрасный спектакль. Сейчас на «Фотошопе» можно вставить любое лицо, и вы это сделали. Не думала, что вы настолько оба мелочные. Но зачем? В чём суть? – Сокрушённо всплёскиваю руками, не веря своим ушам. Они больные. Больные. А я адекватная. Пирс будет хохотать, когда я ему расскажу, и он точно поможет мне спрятаться от этой психованной семейки.
– Пэнзи, сынок, принеси мне ту самую папку, а я пока расскажу всё Айви. Доченька, присядь, – мама указывает рукой на диван, но я качаю головой.
– Да ни черта. Вы не убедите меня, что…
– Тебе было три с половиной, когда ты встретила его в первый раз. У фонтана, – резко перебивает меня. – Я отвернулась только на секунду, чтобы расплатиться за газеты для твоего отца, но ты уже исчезла. Ты всегда была неугомонной. Я сильно испугалась и побежала тебя искать. Ты была там. Тянулась за чем-то в фонтан, и я перехватила тебя за секунду до того, как ты туда не свалилась. Ты мне сказала, что какому-то мужчине холодно и он голоден. Ты должна ему помочь. Я утащила тебя оттуда, опасаясь, что рядом орудует педофил.
Она делает паузу, а я медленно опускаюсь на диван.
– В тот день ты весь вечер рассказывала о печальном дяде, который плакал, когда ты его встретила. Ты требовала, чтобы мы его накормили. Но дело в том, что с тобой рядом никого не было. Мы решили, что это просто детская забава. Ты где-то услышала это или просто придумала. Ты была ребёнком.
Пэнзи возвращается с папкой и передаёт её матери. Он садится между нами в кресло и сцепляет руки в замок.
– Вновь ты заговорила о нём через неделю. У меня был выходной, и мы решили устроить барбекю, были только мы. Пока я и твой отец готовили ужин, вы с Пэнзи играли перед нашими глазами, но он закричал, что ты убегаешь. Отец побежал за тобой и перехватил у дороги. Ты указывала пальчиком в пустоту и смеялась. Ты кричала, что у нас будет вкусно и приглашала кого-то. Это было странно. Но мы вновь не придали этому значение. Иногда ты пряталась в саду и разговаривала с кем-то, точнее, ты угощала кого-то печеньем, чаем, а потом схватила нож и помидор с грядки. Ты порезалась. У тебя есть шрам на пальце.
Я касаюсь маленькой гладкой полоски на указательном пальце левой руки.
– Крови было много, ты чуть не отрезала себе палец. Я была в ужасе, когда отец привёз тебя ко мне в больницу. Но ты плакала и просила, чтобы его не наказывали. Дяде и так плохо. Он просто был голоден. Вот тогда мы уже начали следить за тобой. Ты каждый раз убегала, махала кому-то и вырывалась из рук, когда мы пытались тебя утащить. Тебе было четыре с половиной. Мы сидели в кафе, и ты попросилась в туалет. Ты ушла туда, но не вернулась. Мы просто смотрели через стекло, как ты бежишь на дорогу, и машина несётся на тебя. Её словно что-то ударило, и она покачнулась, но этого не хватило, лишь сбросилась скорость. Тебя задела машина. Ты упала и сломала руку. Ты потеряла сознание из-за сотрясения, которое получила. Мы пробыли с тобой в больнице неделю, и ты всегда улыбалась, когда дверь странным образом открывалась сама. Ты говорила, что твой личный дядя-врач пришёл тебе помочь. Но никого не было. Никого, Айви. Кто бы не испугался на моём месте? – Мать всхлипывает и быстро вытирает слезу, выкатившуюся из глаз.
– С того момента ты стала неуправляемой. Ты забиралась на деревья, чтобы увидеть своего врача снова. Ты специально травмировала себя, только бы он пришёл. Ты устраивала истерики, потому что его больше не было рядом. Мы поехали к психотерапевту, и ты там сказала ему, что у тебя есть хороший друг. Ему очень больно, но, когда ты рядом с ним, он улыбается. Он красивый, у него голубые глаза, как небо над твоей головой, волосы как пшеница, из которой пекут для тебя хлеб в местной пекарне. И он любит тебя. Он не хотел, чтобы тебе было больно. Он пытался остановить машину, но из-за того, что я напугала его, он бросил тебя. И ты обещала, что найдёшь его снова. Он живёт в том доме. Красивом доме, обвитым плющом. Тогда я догадалась, о ком ты говоришь, – мама открывает папку и передаёт её мне.
Мои руки дрожат, когда я беру её.
В файле на первой странице большая статья из старой газеты.
«17 августа на 27-м году жизни скоропостижно скончался талантливый врач, любимый и любящий муж, брат и сын, – Пирс Уиллер.
Пирс был прекрасным мужчиной. Человеком с большой буквы, которому суждено было стать лучшим детским врачом в истории «Санни-Хиллс». Он всегда стремился помогать людям. Его улыбка озаряла каждый наш день, даря надежду, что всё будет хорошо. Он был нашим личным солнцем, которое скрылось навсегда из нашей жизни. Он не успел многого, но дал нашему городу немало. Мы скорбим вместе с семьёй Уиллеров в эту минуту. Нам печально и больно понимать, что мужчина в расцвете сил никогда больше не улыбнётся своим пациентам и родным. Но его пациенты и друзья будут помнить то, что он для них сделал. Газета «Санни-Хиллс» Дейли и все горожане искренне выражают свои соболезнования и придут проститься с Пирсом завтра в 10:00 в церковь Святой Марии».
Знакомая улыбка и искра в голубых глазах, смотрящих на меня с потёртой фотографии, сжимают моё сердце настолько сильно, что я не могу вздохнуть.
Кажется, я всё же не адекватна.
Глава 20
Шум в голове становится настолько сильным, что я даже не замечаю, как папка выпала из рук. Непонятный свист в ушах превращается в агонию боли в груди. Мне перестаёт хватать воздуха, словно его обрубили, вырвали какую-то невидимую кислородную трубку из гортани и теперь там всё жжёт.
– Айви!
– Доченька!
Перед глазами всё плывёт так же быстро, как и ноги и руки отказывают мне в работе. Я ощущаю резкую слабость и мягкие подушки смягчили падение.
Неприятный аромат вызывает тошноту, и я распахиваю глаза. Надо мной, склонившись, стоят мама и Пэнзи. Они прикладывают к моему носу вату с вонючей субстанцией и обмахивают меня газетой.
– Сестрёнка, всё прошло. Ты упала в обморок, это и понятно. Выпей, выпей воды, тебе полегчает, – брат заботливо приподнимает меня и усаживает на диване. С ужасом озираюсь и рвано дышу, не понимая, в какой реальности нахожусь сейчас. Реальность ли это или чудовищная шутка?
Мне прикладывают к губам бокал с водой, и я делаю пару глотков. Мама проводит ладонью по лбу, стирая испарину, и садится напротив меня на низкий столик. Она держит меня за руку и гладит по ней, пытаясь успокоить. Но как здесь успокоиться?
