– Не вижу ничего предосудительного в страхе. Он главенствует над разумом, порой даже очень, – поворачиваюсь к нему, наши взгляды встречаются, и в глубине его глаз я вижу благодарность. Правда, именно её, а не удивление или же недовольство. Эта минута, пока мы безмолвно смотрим друг другу в глаза, становится переломным моментом для меня. Я, действительно, не смогу его ненавидеть за то, что выдумывала раньше, находя причины и никчёмные поводы. Для меня это ново, ведь даже Оливер ни разу не говорил со мной на глобальные темы, касающиеся того, что внутри меня. А Рафаэль стремится направить меня по кривой дорожке, и я так хочу этого сама. Есть ли шанс, что он меня тоже когда-нибудь поймёт?
– Закрой глаза, – неожиданно просит он.
– Что?
– Закрой глаза. Я хочу кое-что тебе показать. То, что я не делал ни для одного человека, который находился рядом, – повторяет Рафаэль.
– Надеюсь, это не удар по голове с дальнейшим выкапыванием могилы, – усмехаюсь я.
– Постараюсь воздержаться от этого. Обещаю, что если и будем копать что-то, то вместе, – улыбаясь, заверяет он.
Вздыхая, закрываю глаза и складываю руки на груди. Слышу, как он взбалтывает баллончик, и это вызывает напряжение внутри.
– Не смей даже думать, чтобы покрасить меня, – предупреждаю его, не открывая глаз.
– Боже, Мира, немного доверия не помешает сейчас. Неужели, это так трудно? – Бурчит он и распыляет краску. Не в меня.
– Доверие опасная вещь, мон шер. Я никому не доверяю, это всегда приводит к печальным последствиям.
– Порой только доверие и помогает, – замечает он, продолжая что-то делать баллончиком.
– Но это же миф, не так ли? Ты вроде доверяешь человеку, но всегда боишься, что он предаст. И любое, даже самое минимальное потрясение, заставляет тебя думать ужасно именно о том, кому доверяешь.
– Наверное, потому что именно этот человек может причинить тебе значимую боль. Возможно, это защита организма от стресса и разрушения. Мы быстрее верим в предательство близкого человека, чем того, кто не становится частью твоей жизни.
– Значит, ты соглашаешься, что доверять довольно глупо и опасно? – С победной улыбкой спрашиваю его.
– Отчасти, Мира, отчасти. Опасно, да, но не глупо. Глупо притворяться, что ты этого не делаешь, хотя такое вроде бы невозможно ввиду обстоятельств, но как бы ни отрицал ты уже чувствуешь это. Парадокс одиночества, – его слова удивляют меня. Никогда бы не сказала, что парень, родившийся и проживший в бедности, может так думать.
– То есть одинокие люди всегда стремятся найти кого-то, хотя отвергают это? – Хмурюсь я.
– Да, думаю, да. Одиночество, с одной стороны, очень помогает принимать решения, но с другой стороны, в нём же умирает всё. А люди стремятся выбраться из ада, поэтому ищут ещё одного человека, неосознанно, скорее всего, но они видят его в самых неподходящих людях. В тех, от кого лучше держаться подальше.
– Как от тебя?
– Верно.
– Ты признаёшься, что не собираешься доверять никому и не хочешь, чтобы кто-то доверял тебе, потому что это сделает тебя слабее? Но при этом ранее ты попросил меня о доверии? Ты противоречишь сам себе, – замечаю я.
– Не отрицаю, Мира, ведь я тоже узнаю себя с другой стороны. Я не могу взять на себя обязательства заботиться о ком-то другом, к примеру, о девушке. Ведь, возможно, скоро пропаду и вернусь туда, где мне и место. Моё будущее неизвестно, а обещать что-то я не имею права, – отвечает Рафаэль, снова взбалтывая баллончик и распыляя его.
– Тогда зачем тебе Флор? Она не из тех, кто примет игру в любовь.
– Она мой друг, хотя даже в этом я уже не уверен. Флор обманула меня, возможно, и нет. Но я чувствую, что она хотела заставить меня ненавидеть тебя, – от его честного признания я немного удивляюсь, но не подаю вида. Слабо улыбаюсь и прочищаю горло.
– Зачем ей это?
– Понятия не имею, Мира. Не хочу говорить о Флор, мы с ней поссорились, потому что моя импульсивная натура остыла и увидела всё в другом свете. Я ведь человек, который тоже может ошибаться, тем более в этом мире для меня всё ново, хотя законы выживания одни и те же. Нападай, или же нападут на тебя.
– Но тебя влечёт к ней?
Чёрт, и кто дёрнул меня за язык, спросить это? Но отчего-то мне хочется слышать отрицательный ответ. Возможно, чтобы повысить самооценку или просто убедиться, что Рафаэль не такой идиот, каким я его считала.
– Это тебя так заботит? – Насмешливо интересуется он.
– Нет, ни капли. Поддерживаю диалог, пока стою, как изваяние с закрытыми глазами, ожидающее свою порцию голубиного помёта, – фыркаю я.
– Это странно, правда? Мы разговариваем так, словно не было всех этих дней и, чёрт, признаюсь, что в моей голове сейчас сильнейший сбой, – он издаёт нервный смешок.
Предпочитаю не отвечать на это, ведь он прав. Ему было сложно находиться рядом со мной, а я делала всё, чтобы он увидел во мне самый жуткий кошмар в своей жизни. Но я тоже устаю от яда, вырабатываемого искусственно внутри меня, который отравляет мою кровь, как и у других, но намного сильнее. Если остальные имеют шанс очиститься, то я нет. И это убивает меня, заставляя ещё больше ненавидеть мир, о котором я никогда не просила.
– Всё. Можешь больше не прикидывать в голове, когда я тебя решу закопать. Твои мучения закончились, – весело подаёт голос Рафаэль. Резко открываю глаза, но из-за света их моментально режет, и я моргаю, чтобы привыкнуть к неприятному воздействию на сетчатку.
– Хм, конечно, баллончиком и без специальных трафаретов, которые я придумал сам, сложно создать что-то «съедобное», но, в общем, вот, – добавляет парень, указывая на стену.
Перевожу туда ещё немного мутный взгляд и замираю. Кажется, даже природа затаилась в ожидании вердикта. Я смотрю на себя. Правда, не приукрашиваю и не приуменьшаю ничего. Чёрные брызги краски повторяют линии моего лица, волосы, глаза, и это всё в таком масштабе, отчего я двинуться не могу, ошарашенно разглядывая рисунок.
– Ну… я нигде не учился, Мира. Вообще, нигде, – быстро произносит Рафаэль. Бросаю на него взгляд. Волнуется так сильно, что его щёки белеют, а руки непроизвольно теребят пустой баллончик.
Возвращаю своё внимание на стену, и меня словно щёлкают по носу раз за разом, заставляя признать – я ошибалась на счёт Рафаэля. Я сильно ошибалась, считая его бесполезным идиотом, вызывающим во мне лишь ненависть и желание насолить, выгнать из моего мира и уничтожить. Боже, да я в шоке! Конечно, я видела немало портретов, у меня их полно в каждом доме, но это… первый раз, чтобы чёрные размытые линии баллончика могли так хорошо передать мой облик.
– Знаешь, я готова убить тебя, – медленно подаю я голос.
– Что?
– Чёрт, мон шер, я ненавижу себя за то, что настолько криворукая, и у меня нет ни грамма таланта даже в графическом оформлении. И тебя ненавижу сейчас, ведь это восхищает меня. Очень, восхищает. Это просто невероятно, – подхожу ближе к рисунку и тянусь рукой к чёрной краске, но Рафаэль быстро перехватывает её, заставляя посмотреть на его зардевшиеся щёки под синяками и блестящие от гордости глаза.
