– Никто. Никто меня не заставлял. Я глава сестринства. Я принцесса. Я богата и влиятельна. Я повелеваю их жизнями. И я имею право ломать их так, как мне вздумается. А если вы не отчислите меня, не выгоните отсюда, то я убью её. Эту суку Флоренс я убью. До конца доведу дело, которое они не смогли. И у них кишка тонка, а у меня нет ограничений, месье Леду. Я убью её. Убью так, чтобы её кишки валялись перед вашими окнами, чтобы её голова украшала пику флага нашего университета. Чтобы кровь была везде. Я убью её, – делаю паузу, наслаждаясь тем, как он бледнеет и одними губами молит замолчать. Ещё немного. Ещё чуть-чуть осталось, и я добьюсь спасения. Добьюсь…
– А затем я примусь за следующего, потом за нового и нового, пока это место не очистится от неугодных мне, и не останутся рядом лишь те, кто всегда будет меня поддерживать. И нас очень много. Очень. Жестокость наш воздух. Наказание наша пища. Смерть наше спасение, – добавляю всё с едкой, отравляющей улыбкой. В последний раз.
– Вы не в себе, мисс Райз. С вами бесполезно сейчас вести диалог, но ввиду того, что вы говорите и утверждаете, мне придётся снять вас с поста главы сестринства на время разбирательств в этом деле. А вас отправить на исправительные работы в дом престарелых, отстранив от занятий на недельный срок, – мрачно произносит он, вызывая у меня смех.
– О, господи, какой же вы придурок. Тупой. Ограниченный мудак. Вы меня бесите. Раздражаете своим видом. Я вас предупредила. Не собираюсь останавливаться. Никогда…
– Вон отсюда! Немедленно убирайтесь, мисс Райз! Не доводите меня до греха! Я пытаюсь помочь вам, а вы с ума сошли! Моя машина с шофёром стоит у ворот, и я сейчас же передам ему, куда вас везти, вещи соберут и пришлют вам позже. Уезжайте и подумайте над тем, что вас ожидает по прибытии обратно. Я сообщу вашему отцу обо всём, и он тоже будет участвовать в разбирательстве, наравне с родителями жертвы. Молитесь, мисс Райз, чтобы ваш отец был более благоразумным, чем вы. Вон! Машина у ворот университета! И чтобы духу вашего здесь не было всю неделю! – То повышая голос, то стараясь говорить спокойно, мужчина указывает рукой на дверь.
– К счастью, я в своём уме. А будете ли вы в нём, вот это вопрос на засыпку. Я своих обещаний на ветер не бросаю. Оревуар, месье Леду, не скучайте без меня. Хотя вам будет некогда, – посылаю ему воздушный поцелуй и, разворачиваясь, выхожу из кабинета.
Марджори, подслушивающая под дверью, моментально делает вид, что очень занята документацией. Усмехаясь, иду по коридору. Мои шаги отдаются эхом где-то позади или же впереди. Не знаю. Но каждый шаг, сделанный мной в туфлях на высоких каблуках, ногами, скрытыми обтягивающими классическими брюками бордового цвета даётся с трудом. Я понятия не имею, закончилось ли кровотечение. Затянулись ли раны. Нет… в груди ничего не затянется. Мне физически больно. Наверное, больно, только я ничего не чувствую. Все мои эмоции атрофировались. Все, кроме алой пульсирующей мысли в голове, как выбраться отсюда и поставить точку в своей жизни.
Когда я выхожу на яркое солнце, оно слепит меня на секунду. Сначала мне кажется, что снаружи никого нет, но потом я вижу толпу студентов с транспарантами, на которых написано: «Наказать Эмиру Райз», «Прекратить насилие в университете», «Я выбираю жизнь, а не выживание».
– Мира.
– Мира, ты как?
Поворачиваю голову и замечаю Сиен и ожидающих меня девушек из сестринства, оставшихся со мной. Там же Белч, Калеб и Оливер, как и другие ребята. Они стоят слева от меня, а враги справа.
– Детка, пойдём, – Оливер делает шаг и протягивает мне руку.
Никаких прикосновений. Никаких. Я грязная. Снова грязная. Сначала один, а теперь и второй. Будет ли третий? Не знаю, но это убьёт меня. Я и так умираю… очень медленно, очень долго, как будто специально задерживаю момент, когда поставлю точку во всём, что было со мной в этой жизни.
– Надо же, какой спектакль. Неужели, это всё для меня? – Громко произношу я, хотя связки болят от внутреннего крика. Длительного крика. Ора до разрывов аорты.
– Сука!
– Шлюха!
– Ненавижу тебя!
Слышу несколько выкриков, и затем тишина.
– Мира, не надо… надо уходить, – ко мне подходит Сиен, пытаясь забрать у меня последний шанс.
Делаю шаг в сторону от неё и приближаюсь к толпе. Оглядываю. Нет его. С этой сукой. С этой тварью. И это заставляет моё сердце снова заорать.
– Неужели, вам есть дело до кого-то, кроме себя? Вряд ли. Вы скотина. Вы мясо, вроде так сказали про вас, и это правда. Кто же сделал это с той мразью, валяющейся в крови и сперме перед вашими глазами, пока вы всё снимали и смеялись? Ах да, это была я. И мне очень, миллион раз очень жаль, что она не сдохла. Не заткнулась навсегда, как и вы все. Вы думаете, что выиграете эту войну. Сочувствую я вам, потому что вы все сгорите в аду. Вы уже в нём, идиоты. Чувствуете, как вонь сожжённого дерьма доносится до ваших ноздрей? Так это вы, потому что я вернусь. И когда я вернусь, доберусь до каждого из вас. Я уничтожу каждого. Я буду наслаждаться тем, как вы сгорите у меня на глазах. Запомните свой страх в моём лице. Запомните, кто будет приходить в ваших кошмарах. Эмира Райз. Та, что заставит каждого из вас опуститься на колени. Это мой мир, а вы в нём лишь мои игрушки. До скорого, мои милые питомцы, я привезу вам небольшие подарки в виде яда, – посылаю им очередной воздушный поцелуй и иду мимо них.
Поднимаю подбородок, демонстрируя, что меня не сломить, вне зависимости от того, что со мной случилось несколько часов назад. Никто из них не увидит того, как каждый мой шаг оставляет невидимые кровавые следы на земле, как тошнота от боли поднимается к горлу и туманит разум. Как холодный пот бессилия и усталости появляется на лбу. Я иду. Одна. Как всегда и бывало. Я иду. И я вернусь, чтобы начать новую войну. Вернусь, чтобы защитить ту, кого оставила здесь. Вернусь, чтобы стереть с лица земли это место, спалив дотла. Вернусь, ведь я Эмира Райз и не раз терпела насилие и боль. Я не принцесса, я королева жестокости и мучений. Я несу их с собой. Я и есть все эти проклятые чувства.
Наказание только началось, как и началась новая страница в моей войне. Личной войне против себя. А любовь? Её не существует. Никогда не существовало. Это миф, из-за которого я стала слабее, но теперь точно уверена – всё зависит от желания выжить, а не жить. Первое лишь может помочь подняться на ноги и не заплакать от унижения, от крушения веры в другого человека, от подтверждения всех домыслов и последствий. Первое даёт силы, чтобы оборвать жалость к себе и увидеть жизнь чётко, забыв то, что изрезало глубже любого ножа и так раненное сердце. Первое дарит холод и отрицание, позволяя идти с гордо поднятой головой, не показывая, как в этот момент прорывается душа, чтобы оставить лишь ледяную оболочку идеальной внешности. А второе – это преступление, потому что жить невозможно без войны. И в ней выживают только сильнейшие. Синяки на моём теле заживут. Кровь когда-нибудь остановится. Сердце превратится в камень. Но вот воспоминания ворвутся в сознание с такой же мощной силой, как и жажда мстить.
