– Джина?
Моргаю, обрывая свои мысли, и шумно вздыхаю, услышав холодный голос Дерика.
– Я на балконе, – отвечаю, оборачиваясь, и отодвигаю тюль.
Дерик подходит ко мне, и я снова смотрю на сад.
– Невероятное место. Оно такое… уютное. Инга никогда не прилагала усилий, чтобы наш задний двор не выглядел, как одна большая гора хлама. А я… всегда хотела чего-то красивого, как на картинке в журналах. Но, увы, не удалось. У тебя есть новости от Дина? – Бросаю взгляд на Дерика, задумчиво разглядывающего меня. Как только наши взгляды встречаются, то я сразу же отвлекаюсь на небо. Потрясающее небо, чёрт возьми.
– Хм, нет.
– Тогда зачем пришёл? Прости, на сегодня с меня достаточно показательных выступлений, поэтому откланяюсь и отправляюсь на покой. – Обхожу Дерика и возвращаюсь в спальню.
– Как прошла прогулка на яхте?
Оборачиваюсь и усмехаюсь, включая лампу.
– О-о-о, тебе нужны горячие подробности? Твой друг с тобой ничем не поделился? Надо же! Ничего не скажу. Всё прошло замечательно, – широко улыбаюсь, а Дерик поджимает губы. Ему что, правда, Дин ничего не рассказал? Странно. Я думала, друзья всем делятся. Ладно, не всем, но впечатлениями от таких встреч точно. Мальчики хуже девочек, и обсудить очередное увлечение для них, как для нас на маникюр сходить.
– Что ж твоё право. Как плечо?
– Жить буду.
– Хорошо, – кивает он и направляется к двери, но задерживается.
– Если ты голодна, то можешь воспользоваться холодильником или вызвать горничную.
– Спасибо, – удивляясь, киваю ему. Подозрительна эта любезность, но раз Дерик явно не хочет уходить и продолжает что-то обдумывать, то я воспользуюсь этой возможностью.
– Могу я кое-что спросить? – интересуюсь.
– Можешь.
Вау, его что, ударили хорошенько? Почему он идёт на контакт со мной? Ладно. Сам напросился.
– А больно умирать?
От моего вопроса Дерик резко бледнеет и дёргает головой.
– Прости, что?
– Ты слышал. Больно умирать? Дин рассказал мне про то, что в тебя стреляли, и… в общем, объяснил, почему ты имеешь такое положение здесь. Ты несколько раз спасал ему жизнь, закрывая собой.
Замечаю, как кулаки Дерика сжимаются. Так, он злится и пытается держать себя в руках, точнее, не показывать никаких эмоций. Но его, определённо, что-то задело в моём вопросе или же в том, что Дин поделился этим со мной. Так что упоминать о его отце и матери точно не стоит. И… о Боже, мы оба сироты. У нас нет родителей. У нас нет какого-то нормального примера перед глазами. У меня только Инга, у него же… хм, Дин?
– И это всё, что тебе интересно, Джина? Больно ли умирать? – с презрением выплёвывает он, отчего я быстро моргаю, отгоняя от себя странные мысли о нашей схожести. Никогда.
– Да. Мне интересно это. Я много читала про то, что, умирая, человек получает что-то вроде облегчения и видит какой-то свет. А ты вроде был при смерти. Ты видел какой-то свет?
– Ты издеваешься?
– Немного, – прыскаю от смеха и подхожу к нему.
– Но всё же… Дерик, это больно? Ты почувствовал сожаление о том, что чего-то не успел, или же просто ни о чём не думал в тот момент?
– Зачем тебе это, Джина?
– Не знаю, но мне почему-то важно получить этот ответ. Я хочу его получить. Это больно?
Дерик качает головой и прикрывает на секунду глаза. А я смотрю на него, большого, сильного, злого волка, и вижу одинокого, смелого в своей глупости мужчину. Парадокс и чёртова темнота. Надо прекращать с ним встречаться по ночам. Ночь притупляет многие чувства и затмевает голову. Чёрт!
– Больно, – резко произносит Дерик, отчего я даже вздрагиваю. Неожиданно. Честно.
– Больно, но недолго. Кажется, что проходит очень много времени для тебя, а на самом деле всего лишь пару минут. И в это время ты не сожалеешь, а хочешь прожить новую жизнь, но кем-то другим. Никакого света и голосов, кроме странных картинок, не вовремя появившихся перед глазами. Ты хочешь увидеть продолжение, но лёгкость и прохлада стирают всё. А затем ты просто закрываешь глаза, и наступает долгая ночь. Достаточно?
– И ты всё равно готов опять поймать пулю, зная, как это больно? – с ужасом шепчу.
– Это моя работа. Каждый, из таких, как я, в курсе, что его жизнь может быть недолгой. Мы не связываем себя серьёзными отношениями и не окружаем себя людьми, за которых будем переживать. Дело не в боли, Джина, а в долге перед страной. Одна жизнь может спасти сотни, а то и тысячи других. Порой приходится чем-то жертвовать.
– Тебе никогда не хотелось уйти отсюда? Ну, ты вроде бы как уже отработал своё. Ты несколько раз спасал Дина, и… в общем, они могли бы быть благодарны тебе за твою преданность и отпустить.
– Нет. Я уважаю и почитаю королевскую семью. Я служу им, и они отчасти стали моей семьёй, которую никогда не предам. Я буду жертвовать собой снова и снова, если понадобится, чтобы их род продолжился, – чётко отвечает Дерик. Так, это понятно. Он благодарен им за то, что они его приняли, даже после того, что сделал его отец.
– Но… Дерик, это твоя жизнь. Она одна, и другой уже не будет. Неужели, тебе не хочется чего-то менее опасного? Не знаю, я бы не смогла отдать свою жизнь за другого человека. Вероятно, я трусиха или ничтожная эгоистка, но мне кажется, что каждый из нас имеет право на свой путь, вне зависимости от того, кем его хотят видеть другие. Каждый имеет право на то, чтобы жить и не жертвовать собой ради другого человека. Ты прости меня, если я тебя обидела сейчас, но это жестоко. Очень жестоко требовать от человека, рождённого свободным, вечного рабства.
– Это добровольный выбор каждого из нас. Мы не рабы. Мы помогаем выжить людям, которые взамен улучшают жизнь нескольким сотням тысяч других людей, верящих в них. Америка отправляет тысячи ребят, не ставя в известность об их возможном будущем, в зоны военных действий, как мясо. Это намного хуже.
Закатываю глаза об упоминании моей страны.
– Так я говорю не о политике, а о личности, Дерик. Это разные вещи. Но дело твоё, и выбор твой, я не имею права в это лезть. Хотя ещё точно не могу понять для себя, то ли вы глупцы, то ли смельчаки, – говорю, раздражённо передёргивая плечами и отворачиваясь, направляюсь в своё любимое кресло.
– Первое.
Замираю, когда слышу тихий голос Дерика.
– Ты же помнишь, что я сказала. Глупцы? – Озадаченно бросаю на него взгляд.
– Так и есть. Это глупость, не считать свою жизнь ценной для своего народа. И у нас нет смелости признаться в том, что мы можем что-то чувствовать, чтобы стать ценными для кого-то. Закрыть собой человека довольно легко, когда нечего терять. А закрыть собой человека, зная, что это может не дать тебе продолжения с кем-то, становится проблемой. Вместо того чтобы защищать королевскую особу, ты будешь защищать того, кто заставил тебя набраться храбрости и признаться в том, что ты живой и имеешь право на свою жизнь. Поэтому мы глупцы, которым легче и проще никогда ничего не чувствовать и оставаться в тени, ради одного-единственного раза, когда в нас будут нуждаться. Можно даже сказать, что мы смертники, готовые на всё, ради общей цели. И в этом случае умирать не больно. Смерть не приносит никаких сожалений. Никому, – Дерик кивает мне на военный манер и быстро покидает спальню, закрывая за собой дверь.
