— Отлично. Впиши-ка туда, кому сколько надо вернуть взамен отобранного. Пиши на двух листах, второй отдашь мастеру Нито когда вернемся.
Писарь поклонился и ушел к длинным обеденным столам под навесом, уводя с собой гомонящую толпу. Радель устало опустил плечи, склонил кудрявую голову и — кулем осел в седле. Сэн Эверарт, дежуривший справа, мигом оказался рядом.
Ласточка ткнула Наля кулаком промеж лопаток, соскользнула по конской попоне и спрыгнула в засыпанную щепками грязь.
— Милорд! Милорд, прошу вас, пожалуйста…
Сэн Эверарт приобнял родича, поддерживая, голова Раделя ткнулась ему в плечо. Лорд был бледен до зелени, глаза закрыты. Лордская кобылка переступала, оглядывалась, фыркая паром на соседнего коня.
— Он потерял сознание, — сказал рыцарь. — Господа, снимаем его.
— Осторожно! — взвыла Ласточка, едва не плача.
Все насмарку, лечение насмарку, и ради чего! Почему нельзя было передать свои обещания через Соледаго или Марка? Почему необходимо лично тащиться к кучке недовольных простецов и обещать им звезды с неба?
Перед глазами все как-то поблекло, расплылось, Ласточка, сжав зубы, провела по лицу жестким рукавом. Еще разреветься недоставало!
Она поморгала, но картинка не прояснилась. Все словно кисеей задернулось, редкой, рваной, шевелящейся. По носу, по лбу, по щекам, мазнуло мокрое, холодное — сразу же тая и подтекая пресными слезами.
Солнышко еще светило сбоку, сквозь пелену бесшумно валящегося снега, небо казалось белым. Темные фигуры за колышущимся занавесом двигались медленно, как во сне. Ласточка снова тряхнула головой, глухота спала с висков и ушей как перьевая подушка. Она услышала крики и ругань, приказы сэна Эверарта и одинокий лай какой-то псины.
Невидимые облака закрыли солнце, снег припустил гуще. Черная земля, засыпанная ветками и щепками, курганы рыжих бревен, дерновые крыши землянок на глазах белели и меняли очертания. Тревожно зашумели под ветром сосны.
Люди Раделя перенесли своего лорда в большую палатку для охраны, уложили на одну из складных коек. Ласточка потребовала теплой воды, жаровню и фонарь — в палатке оказалось темновато.
Швы разошлись, крови натекло полный сапог. Ласточка выгнала из палатки всех, кроме Наля. Наль уже кое-как наловчился помогать ей, что не скажешь о втором оруженосце, Руфе. Но Руфа, слава богу, лорд оставил в Белых Котлах.
Когда Ласточка начала шить, Радель очнулся и застонал. Наль дал ему привезенного с собой макового отвара и держал, пока лорд снова не впал в беспамятство. Рана у лорда находилась в месте неудобном, с внутренней стороны бедра, почти в паху, и обезопасить ее было невозможно. Малейшее движение рану тревожило, что тут говорить о поездке верхом…
— Молись о своем лорде, парень, — сказала Ласточка, затянув последний узел на бинтах. — Молись вслух. Не дай бог, загниет рана. Тогда все, что было, цветочками покажется.
Наль не ответил, и Ласточка удивленно посмотрела на него. Он хмурился на полотняную стенку палатки, стенка вздрагивала от ветра, по ней ходили тени снежных шквалов.
— Наль, ау.
— Послушай, — парень перевел взгляд на Ласточку. — Слышишь? Что там такое?
Глава 20
Отряд Соледаго маршем прошел до Снегирей, воспользовавшись переправой, подсказанной раделевой крестьянкой.
Весь путь девица проделала сидя на крупе Пряника, вцепившись Мэлвиру в пояс и боясь дышать. Сидеть было высоко, как на заборе.
Пряник с легкостью нес на себе закованного в железо хозяина, кольчужную попону и полуобморочную от восторга Котю.
Форт стоял пустым, как и тот, другой, на Козловом озере. Ворота нараспашку, валяется впопыхах брошенный мешок, высыпались зерна овса. Грязная земля истоптана, посередь двора грубо вырубленная колода с водой.
Неугомонный Элспена разочарованно стащил шлем, откинул кольчужный капюшон. Выбеленные солнцем пряди прилипли к загорелому лицу, покрытому испариной.
Молодой рыцарь заглянул во двор форта, придерживая перекошенную воротину, болтающуюся на одной петле. Раздался мерзкий скрип.
Двор, навесы для сена, обходная галерея и центральная двухэтажная башенка с пристройкой, были пусты.
Элспена выругался, сплюнул прямо в грязь и выехал вон, стегнул коня.
Мэлвир с высоты рыцарского седла кивнул лучникам, те выстроились цепочкой, встали в позицию, подожгли паклю на стрелах. Девица за спиной, вцепившаяся в его пояс, как клещ, восторженно пискнула.
Раздался резкий свист спускаемых тетив. Огненные птицы пали с неба, вцепились в серебристую крышу, крытую дранкой, в сено, заготовленное на зиму, в плохо проконопаченные щели меж бревнами.
Тальен, небрежно уронив повод на переднюю луку седла, смотрел на разгоравшееся пламя с поэтичной задумчивостью. Точно с таким же задумчивым видом он недавно предложил пленным разбойникам рассчитаться на «первый, второй», поэтично направив одних на дерево справа, а других — на дерево слева.
Черные, странно разрезанные, приподнятые к вискам глаза отражали алые блики, лицо оставалось неподвижным.
Соледаго почему-то вспомнил, что предки Радо сражались на территории Дара сотни лет назад, еще в то время, когда большая часть будущих лордов дареной крови была, что греха таить, пиратами, моряками и простыми наемниками.
— Есть в драке радость,
В пламени алом.
В объятьях жарких,
Вине багряном,
Радо скривил узкогубый рот в знакомую Мэлвиру усмешку. От его шуточек мороз иногда подирал по коже, никогда не поймешь — серьезно парень говорит, или шутит.
— Скажу охотно —
Не вижу счастья
В грязи болотной,
Среди ненастья
Радо явно импровизировал, но даже не запинался, чтобы слова подобрать.
Форт пылал, огонь охватил стены и крышу башни, языки пламени вырывались из окон. Вспыхнул и затрепыхался оранжевым клоком черный разбойничий штандарт.
— Есть в плеске боя
Живая прелесть.
Умоюсь кровью,
Огнем согреюсь.
Радо еще немного полюбовался на пожар, похлопал своего черного, как смоль, жеребца по прикрытому стеганым сукном плечу.
— Мой изысканно тонкий слух подсказывает, что удалившийся в столь сильном раздражении благородный сэн Элспена только что влетел в засаду и, пока мы тут разводили майский костер, заполучил все веселье.
Молодой рыцарь снял с луки седла шлем, надел, не удосужившись даже застегнуть подбородный ремень.
