— Будешь на генеральской кровати спать. Осознаешь?
Петька раздулся от гордости. Маша не сомневалась, что, оставшись один, он сразу полезет в шкаф примерять мундир Деда.
Спать договорились не раздеваясь, чтобы в случае чего сразу бежать за Билли Бонсом. Петька сказал, что это готовность номер два.
— А номер один? — спросила Маша.
— В боевых машинах, не заводя моторов. Машино дежурство было первым. Выключив
свет, она придвинула диван к окну и поглядывала в «Зенит» без пленки, как в подзорную трубу. Сквозь тюлевую занавеску в домике Билли Бонса была видна рука с книжкой. Время от времени в окошке мелькала вторая рука и перелистывала страницу.
Петька в соседней комнате скрипел дверцей шкафа. Точно, добрался до мундира и вертится перед зеркалом. Через час он пришел, шлепая Дедовыми тапками, и сел у Маши в ногах.
— Не спится. Я вот думаю, Маш: если найдем клад, может, уговорю батю с мамой переехать в Москву? — И Петька стал развивать мысль: — Только нам нужен большой клад. Квартиры в Москве дорогие. Если без роскоши, уложимся в двести тыщ долларов. Мебель — тыщ тридцать, для ровного счета пятьдесят. И тыщ двадцать на первое время, пока батя работу не найдет. Всего, значит, двести семьдесят. Нас четверо, значит, клад должен быть на миллион с хвостиком. Не так уж много, другие больше находили.
— А если найдешь меньше, не возьмешь? — съязвила Маша.
— Возьму, — вздохнул Петька, — но с большим разочарованием.
Потом он вспомнил, что не включил в расчеты машину. Если жить в квартире за двести тысяч, к» без машины нельзя: соседи засмеют. Петька соглашался на «жигуленок», и не самый дорогой. Его доля
увеличилась еще на десять тысяч, а общая цена бобрищевского клада выросла до миллиона и ста тысяч.
Чтобы машина не ржавела на улице, потребовался гараж (Петр Соловьев не пустой фантазер, а человек бережливый и даже расчетливый). Из тех же соображений бережливости он решил, что лучше сразу купить гараж на две машины: батину и его. Пока одна половина гаража пустует, батя мог бы открыть в ней мастерскую. А что? Он же классный автомеханик!
Когда мастерская расширилась, а цена клада округлилась до полутора миллионов баксов, Маша задремала. И снилось ей, что они с Дедом летят в Америку, а там уже стоят полицейские машины, чтобы схватить Деда и снова посадить в тюрьму. Во сне Дед тал, что его возьмут, но все равно летел, потому что у него был приказ. «Может быть, это часть большого плана, по которому меня и должны взять, — говорил он Маше. — А потом в тюрьме мне передадут, с кем я должен связаться». Самолет пошел на посадку, турбины взревели, Петька захрапел, и Маша проснулась.
Петька так и сидел у нее в ногах, неудобно уткнувшись подбородком в грудь, и спал. Окошко Билли Бонса не горело. Ветер вытянул занавеску на улицу и то полоскал ее, то надувал парусом. Налетел вихрь, свернул занавеску жгутом, и Маша ясно увидела в лунном свете, что кровать моряка пуста!
В комнате Деда глухо зазвонил будильник. Напорное, Петька завел его, чтобы не проспать свою собачью вахту. Значит, Билли Бонса упустила она, Маша! Она виновата.
Маша прождала минут десять; ветер то и дело приоткрывал занавеску, показывая пустую кровать.
Нет, надеяться бесполезно. Билли Бонс ускользнул.
Она вылезла в окно и по I рядкам, не ступая на дорожку со скрипучей щебенкой, прокралась к сараюхе. Заглянула в окно, еще на что-то надеясь... В комнате никого не было. Лунный свет падал на стол, и там, рядом с грязным стаканом Билли Бонса, чернела глянцевая лужа. Вино или кровь?
Глава XVIII. КРОВАВАЯ НОЧЬ
Все-таки кровь, настоящая. Боясь затоптать следы преступления, Маша не полезла в сараюху, а сходила за фонариком и посветила в окно. Крови было много, как будто на столе зарезали курицу. Она уже подернулась мутной пленкой и начала свертываться. Можно представить, как Билли Боне и его ночной гость (Федя?) сидели за столом и разговаривали, а потом один ударил другого чем-то тяжелым в висок. Человек упал головой на стол, обливаясь кровью... Кто убийца, а кто жертва? Маша знала слишком мало, чтобы строить догадки. Может, моряк стукнул пожарного, может, пожарный — моряка. Или Федя вообще не приходил этой ночью, и в сараюхе у Билли Бонса побывал кто-то третий.
На постели валялась книга в бурой оберточной бумаге; между страниц торчал обрывок газеты. Маша дотянулась через подоконник и раскрыла заложенную страницу. Любопытное чтение выбрал себе перед сном Билли Боне: «Сборникъ Императорскаго Географическаго общества» 1912 года, статью «Укропольскiя каменныя выработки». Катакомбы, проще говоря. В 1912 году они уже были древними.
Автор статьи, почетный член этого самого общества князь Розмаридзе, прошел под землей больше двухсот верст и составил план основных штреков. А какой-то читатель исчеркал план простым карандашом, где отмечая стрелками свой путь, где дорисовывая новые штреки. Особенно много карандашных пометок он оставил возле школы. На княжеском плане ее вообще не было, хотя, например, церковь была. А человек с карандашом нарисовал и школу, и колодец. Маша не сомневалась, что это был Билли Боне. Хотя мало ли у кого могла побывать старинная книга за свою долгую жизнь.
Где-то мама записывала домашний телефон Самосвала, но добежать было быстрее, чем искать. Маша рванула огородами, не особенно разбираясь впотьмах, куда наступает, и только изредка подсвечивая себе фонариком. Под ногами чпокали помидоры и хрустели огурцы. В одном месте Машу обругал из окна сонный голос, в другом на нее бросилась выпущенная на ночь цепная собака. Голосу она не ответила, собаку подкупила завалявшимся в кармане леденцом. До конца огорода пришлось идти медленным шагом, потому что собакам инстинкт велит бросаться вслед убегающим. Не успела Маша прибавить хода, как споткнулась о перезрелый арбуз, и он с треском расколол, обдав ноги липким соком.
Самосваловское окно знает весь город: начальник Укропольской милиции разводит канареек, и подоконник у него заставлен клетками. Маша забарабанила в стекло. Первыми проснулись канарейки, потом из своего окна высунулась вредная соседка, и Маша услышала про себя много нового. Самосвал спал богатырским сном, набегавшись за день по оврагам. Наконец среди клеток вынырнула его всклокоченная голова:
— Драка? Иду.
Маша ничего не стала объяснять, потому что соседка подслушивала. Она уселась на лавочке и, кажется, придремала, потому что Самосвал появился, как Сивка-Бурка в сказках: только что его не было, и' вдруг стоит — огромный, пахнущий гуталином.
— Маша? — Начальник Укропольской милиции наклонился над ней, скрипя ремнями. — Что случилось, где драка?
Маша оглянулась на соседкино окно: там смутно маячил блин лица.
— Пойдемте, дядь Вить, — встала она — по дороге объясню.
Огородами Самосвал не пошел, сказав, что не имеет права наносить ущерб огурцам гражданского населения. Маша рассказывала, а он то верил, то не верил. Услышав про татуировку Билли Бонса, насторожился:
