– Мое решение окончательное. Он пьян уже не в первый раз! – отвечал граф.
И все-таки к утру граф переменил решение…
Похожая история произошла с Николаем Аргуновым. Кажется, граф немного ревновал к нему актрису. Повода она никогда не давала, однако Николай не всегда умел скрыть свои чувства. Он почему-то очень жалел Пашеньку – не оттого ли, что оба были крепостными? Как-то раз в комнате, где был Николай, обнаружили разбитую коллекционную тарелку – Шереметевы собирали фарфор, тарелка была, видимо, дорога. Снова гнев и ярость, снова наказание! «Штраф – сто рублей с тебя, Аргунов!..» Параша стала осторожно расспрашивать и выяснила, что разбил тарелку совсем другой человек. Сказала о том графу, но – Коля уже заплатил штраф…
Так и жила Прасковья Ивановна: между радостями и бедами…
Но вот наступил час, когда она наконец нашла те самые ноты! Напела. Это был отрывок из какого-то большого произведения для оркестра, но она извлекла оттуда дивную мелодию. Попросила итальянца сыграть на скрипке. Ей хотелось это петь по-особенному, но итальянец считал, что музыка должна звучать восторженно, эмоционально. Она же пела на неслышимом дыхании, почти как в церкви. Слова на латыни выучила легко, а мелодию повторяла и повторяла, даже вечерами, одна бродя по берегу озера…
А потом наступил тот самый час, которого она ждала: граф в меланхолии. Она попросила его сесть. Запела. Это был Моцарт, знаменитая «Лакримоза».
Lacrimose Deus ilia
Cvare surqet eks favilla…
Lacrimo-ose…
Граф не сводил с нее глаз, он был потрясен и полностью отдался изумительной музыке.
– Соловушка моя, да как же ты сумела?
Сердце ее сладостно забилось: нашла еще один язык в разговоре с графом!
Так, постепенно, прокладывала она тропинку не только к сердцу – к уму и чувствам возлюбленного. Делалась для него незаменимой, всегда и во всем. Она могла бы и в хозяйстве себя показать, но – не время…
Ожидание высокого гостя
Строительство Останкинского дворца шло полным ходом. Нетерпеливый граф торопил, переделывал, заставлял создавать новые проекты, получал известия из Парижа – и снова повелевал переделывать. Будучи в Санкт-Петербурге, Шереметев приглашал Екатерину посетить Останкино. Открытие дворца было назначено на 1795 год.
Что поставить, чем удивить государыню? Пора ее любви к откровенной лести миновала. Царица жаждала прославления российских побед. Граф решил взять военный сюжет, а музыку – русского композитора. Павел Потемкин написал либретто, а композитор О. Козловский оперу «Взятие Измаила». Что могло быть лучше? Во время русско-турецкой войны крепость эта казалась неприступной, однако Суворов ее покорил – и это была самая выдающаяся победа русского оружия после Полтавской битвы. Граф повелел начинать репетиции.
В то же время Дворцу был необходим новый портрет императрицы. Шереметев решил заказать итальянскому резчику Сполю, который тогда жил в Москве, необыкновенную раму. Картина должна была занимать пространство от пола до потолка и быть центром одного из залов дворца. Старшему Аргунову было поручено извлечь, обновить и «вписать» в ту раму портрет Екатерины.
Как-то раз Шереметев прибыл в Останкино и застал в парке неразлучных Таню и Пашеньку. Был яркий день, в руках у Тани гитара, и звучит песня «Ах ты, ноченька, ночка темная…». К ним подошел третий. Кто это? Младший Аргунов?.. Граф остановился за деревом, прислушался к разговору.
– Микола! – воскликнула Таня. – Рассказывай, как жил в столице? Чему научился?
– Сколько всего было – и не рассказать. А как увижу вас – все позабываю, будто меня там и не было.
– Ну, а все же, чему тебя обучили?
– Смешивать краски, брать нужные тона, копировать
– Ко-пи-и-ро-вать? – передразнила Таня. – А меня, например, ты можешь скопировать?
– Тебя? Да хоть сейчас!.. И Пашеньку, вместе вас.
– Нет, Коля, – ответила та. – Меня нельзя. Я грешная, меня все дразнят… А у Танюши смотри какой наряд! Платье розовое, муаровое, косички – ее рисуй.
– Да он еще, небось, и обманки-то не умеет рисовать, – дерзко высунула язык Таня.
– Эх ты, мне учитель сказывал: подражать природе вещей – это еще не искусство. Обманка – это подобие жизни, а не жизнь. Знаешь, что он рассказывал? Будто соревновались два художника. Один принес такой натюрморт, с ягодами, фруктами, что тут же слетелись птицы, приняв их за настоящие… Хотели дать ему первое место, но тут второй художник показал свою картину, на холсте висела тряпка. И первый сказал: сними тряпку, покажи, что ты написал! А он как раз тряпку и написал… Нет, девицы-красавицы, обманка не есть живопись. Мне надо сердцем воспринять, тогда я напишу хороший портрет.
– А меня ты воспримешь сердцем? – напрашивалась Таня.
– Тебя? Конечно… И Прасковью Ивановну…
– А еще кого? – Еще бы я написал Ванюшу Якимова.
Ваня был очаровательный мальчик, изображавший в театре купидонов и амурчиков. Из глаз его так и брызгали искорки. Шереметев подумал: «Хорошая мысль! Надобно заказать…» И тут он обнаружил свое присутствие, выйдя из-за дерева.
Все вскочили, Параша просияла, Таня запрыгала. Он приобнял их и заговорил серьезно – мысли его были заняты приездом Екатерины Великой.
– Николай, ты помнишь Шубина? (решение привезти из Петербурга скульптурный портрет Екатерины работы Шубина пришло ему мгновенно). Так вот: бюст тот надо доставить сюда, в Останкино. Езжай в столицу! Кстати, поможешь отцу в иконописных работах.
«Не хочет, чтобы здесь жил Николай, или действительно нужен тот бюст?» – подумала Паша.
Граф хотел уходить, как вдруг задумался, потер лоб, добавил: – Кстати, говорил тебе, чтобы писал ты портрет Павла Петровича? Начал его или все тянешь?
«Отчего он торопит с портретом Павла? Уж нет ли какого предчувствия? У графа интуиция. Может, дни императрицы коротки?» – подумала артистка, но тут же отогнала эту мысль.
Шереметев сделал ей знак, и они вместе последовали в дом.
А вечером репетировали. Она пела арии из оперы Козловского «Взятие Измаила». Скоро двадцать второе июля. Должно состояться открытие Останкинского дворца.
Спектакль обещал быть грандиозным: участвуют в одной лишь последней сцене триста танцоров! А какие эффекты! На глазах зрителей должны рушиться стены, сверкать молнии, бушевать пожар, греметь пушечные залпы!
Жемчугова на этот раз – турчанка Зельмира. Кохановский, прекрасный тенор, исполняет партию полковника Смелона. Тот попадает в плен к туркам и влюбляется в турчанку. Мог бы наслаждаться райской жизнью, но он поднимает бунт, собирает пленных русских и вступает в битву с турками. Смелон решается на штурм неприступной крепости и берет ее.
Заутро грянет гром и пламень загорится,
Кровь землю обагрит, смерть всюду воцарится!
Крепость пала, комендант вместе с дочерью Зельмирой в плену у русских, и тут Смелон предлагает ей руку и сердце…
