Темирханов уже сам выкарабкался из-под столика.
— Образцы товаров, — сказал он, смущенно улыбаясь, хотя никто не спрашивал.
Здоровяк уложил образцы в кейс и вернул его Темирханову. Лицо у него было строгое. Но когда он завалился к себе на полку, Маша заметила, что здоровяк прикусил губу, чтобы не засмеяться. Они встретились глазами, и здоровяк ей подмигнул.
После этого маленького происшествия миллионер оттаял.
— Давайте знакомиться, — предложил он, по-детски болтая толстыми ножками, и протянул Деду визитную карточку.
Маша заглянула сверху и удивилась. Когда у тебя мама журналистка, чужие визитки валяются по всему дому. Маша повидала их сотни, и в каждой сообщалось, чем человек занимается. К примеру, «Банк Черноморский». Иван Иванович Иванов, вице-президент". А у хозяина рынка было написано; "ТЕМИРХАНОВ Ахмед Рашидович", четыре телефона, и больше ничего.
Дед, не рассматривая, сунул визитку в карман.
— Зовут меня Николай Георгиевич Алентьев, как я уже говорил, полковник. Визиток, извините, у меня еще нет: не успел заказать.
— Недавно к нам перевелись? — по-своему понял его Темирханов. — То-то я смотрю, лицо ваше мне незнакомо. Я ведь многих силовиков знаю: и таможенное начальство, и налоговое, и милицейское, и чуть-чуть ваше, из ФСБ.
— Я служу в военной разведке, — поправил Дед, — а в ФСБ мне просто с билетами помогли.
Темирханов набрал воздуха, собираясь что-то спросить, но сдержался.
— Семьдесят лет, — угадал незаданный вопрос Дед.
— И до сих пор служите?!
— Так уж вышло.
Поезд ехал по-над морем. Пахнущий йодом сквознячок из приоткрытого окна трепал занавески. Заросли акаций с длинными высохшими стручками вплотную подступали к железной дороге; иногда они черкали по стеклу. Вдали среди пенных бурунов долго маячил парус яхты, изломанный, как крыло чайки. Казалось, что парус не движется. Под обрывом тянулись пляжи с белесой от морской соли галькой. На некоторых тесно лежали курортники, а через какие-нибудь полкилометра на таком же пляже совсем никого не было.
— А в Москву зачем едете? — полюбопытствовал миллионер.
— Президент вызвал, а зачем — не знаю, — честно сказал Дед. — Скорее всего, хотят отправить на пенсию.
— Президент? Сам?
— Выходит, так. Повышать меня в звании поздно, понижать вроде не за что. Значит, будут увольнять, больше ничего не остается.
— Может, орден дадут к семидесятилетию, — добавил Темирханов. — Высокие ордена сам президент вручает.
Он улыбался. Даже странно, что этот капризный человек мог радоваться за случайного попутчика.
— И я так думаю, — согласился Дед. — Зачем еще президентам старики? Только ордена им вручать.
— Вы недовольны? — полез в душу Темирханов.
— Я всем доволен, кроме возраста.
— А я всем, кроме веса, — вздохнул Темирханов. — Тридцать килограммов лишних. Таскаю этот меток, — он похлопал себя по животу. — Внесешь его на второй этаж, и уже одышка. Знаете что? — Миллионер доверительно потянулся к Деду через столик. — А пойдемте-ка обмоем ваш орден.
— Нельзя заранее, — отказался Дед, — а то, может, и не дадут ничего. Мне об ордене пока что не говорили,
— Тогда выпьем за ваши лишние годы и за мои лишние килограммы, чтоб им пропасть.
Отнекиваться было неудобно.
— Хорошо, — сказал Дед, — только ставим по очереди: дринк вы, дринк я.
— Это как?
— Как в Америке, Дринк — одна выпивка. Скажем, стакан коктейля.
— Хоп! — согласился Темирханов и щелкнул пальцами. Здоровяк уже тянулся к чемодану на багажной полке. Пошарив под крышкой, он вытащил темную бутылку.
— «Мартель», — объявил Темирханов. — Это мой дринк, а ваш выпьем в следующий раз. Я не покупаю и вам не советую покупать спиртное в поездах и на вокзалах. Поверьте уж коммерсанту, здесь торгуют дрянью. Расчет простой: пассажир выпьет в Сочи, а голова у него заболит в Москве. Он же не вернется, чтобы пожаловаться.
— Тогда я плачу за обед, — сказал Дед, вставая. На Машу он взглянул мельком. — Муха, остаешься на попечение…
— Вадика, — подсказал Темирханов, кивнув на здоровяка. — Если он будет плохо тебя развлекать, пожалуйся мне.
Миллионер отдал кейс Вадику, и они с Дедом удалились.
У Маши запрыгали губы от обиды. Это было нечестно! Дед не мог так поступить! Ведь он с ней обещал идти в вагон-ресторан. Маме сказал: «Не суй нам свои котлеты, пускай девочка поест по-человечески, за белой скатертью». Должно было случиться что-то необычное, чтобы он оставил внучку голодной и побежал пить со случайным попутчиком.
А вдруг НЕОБЫЧНОЕ УЖЕ СЛУЧИЛОСЬ? Только Маша его не заметила…
— Ты… Муха! — вдруг позвал Вадик.
— На самом деле я Маша, — сказала она. — Это мы с дедушкой так друг друга зовем: я Муха, он Дед. С большой буквы, как прозвище.
— Маша так Маша, — согласился Вадик. — А он у тебя настоящий разведчик или так, при штабе?
— Самый настоящий, как в кино, — заверила Маша. — Просидел двадцать лет в американской тюрьме.
— Нет, конкретно? — не верил здоровяк.
— Конкретно, конкретно. Ему вообще дали пожизненный срок, — добавила Маша. — Американцы сказали: «Или выдавай своих агентов, или живым из тюрьмы не выйдешь!»
— Выдал? — с любопытством и жалостью спросил Вадик.
— Нет, его по старости выпустили. Разве бы он вернулся в Россию, если б выдал? Американцы его тми к себе, обещали тоже «полковника» дать. А Дед им: «Я русский офицер, а в двух армиях служить нельзя». Поэтому наши и не отправляли его на пенсию.
— Да, это была бы та еще подлянка, — признал Вадик. — Человек жизнь кладет в тюряге, чтоб своих пацанов не выдать, а его вдруг бац — на пенсию… Ладно, а как тебя развлекать?
— Вы серьезно?
— Босс приказал, значит, серьезно.
— А спеть можете? — не веря, спросила Маша. Вадик сразу же завел:
— Увы, все сказано, Душа погублена, Любовь завязана, Концы обрублены!
Он пел с душой, закатывая глаза, все громче и громче. «Концы обрублены» прогремели так, что из соседнего купе застучали в стенку.
— Громко, — похвалила Маша. — А сплясать вприсядку?
Здоровяк с готовностью свесил ноги с полки.
— Ой, не надо! — испугалась она. — Вадим, я пони маю: Темирханову вы служите. А передо мной-то зачем?.. — «Унижаться» Маша не сказала, но Вадик понял.
— Он же проверит, — покорным голосом объяснил он. — Да и мне самому не жалко. Ты конкретная пацанка, с понятием: к взрослым не лезешь, молчишь полчаса подряд.
