Когда Быстролетов выбирал псевдоним для нового осведомителя, он и не предполагал, что этим напророчит успех. Просто Джон Герберт Кинг, клерк шифровального отдела МИД, увлекался фокусами. Генри Пик заприметил его в 1933 году в Женеве, куда Кинг приехал в составе британской делегации на осенней сессии Лиги Наций. Их познакомил Эйк, несколько раз они виделись в компаниях общих друзей. «Пик был очень общительным человеком и знал большинство членов “International Club”, а также некоторых членов нашей делегации», – рассказывал впоследствии Кинг. Агенту Куперу же показалось, что его очередной приятель мог бы послужить в будущем источником информации: внушаемый, давно разошелся с женой и живет с любовницей, явно нуждается в деньгах. Год спустя они встретились в лондонском пабе, где любили сиживать сотрудники Foreign Office, – Пик заглянул туда вместе с Эйком и Расселлом. Повспоминали Женеву и решили поддерживать знакомство.
[230]
Художнику-шпиону было, в общем-то, интересно общаться с потенциальной жертвой, и в этом он не отличался от своего куратора, которому говорил, что Кинг – любознательный человек, неглупый, образованный, ценит музыку и театр, выделяется среди напыщенных англичан своей интеллигентностью. По службе, несмотря на солидный стаж, его не продвигают – по всей видимости, из-за ирландского происхождения, а жалования ему не хватает – он не только помогает бывшей жене, но и содержит сына-студента.
Быстролетов дал команду на разработку Мага, как только стало ясно, что Шелли вышел из игры. Благодаря тому, что Пик оброс в Лондоне связями, у Кинга сложилось впечатление о нем как о солидном и деловом человеке, вхожем в высшие круги общества. В частности, Пика привечал Уолтер Пикок, деятель Либеральной партии, член Королевской комиссии изящных искусств. Кинг попросил представить сэру Пикоку своего сына, однако у юноши не оказалось фрака, а у отца – денег на покупку, и встречу пришлось отменить.
«Маг был опечален, и в этот весьма удачный с точки зрения психологического состояния момент Купер приступил к вербовке», – докладывал Ганс в Центр 20 февраля 1935 года.
Пик применил тот же подход, что и в случае с Эйком, – рассказал, что один известный ему финансист нуждается в надежных сведениях о тенденциях европейской политики. Пик привел несколько примеров успешной биржевой игры банков, располагавших ценной информацией (этими данными его заранее снабдил Быстролетов). Он намекнул, что Джону стоит капитализировать свою осведомленность. Ирландец, немного подумав, согласился – и даже предложил, как можно организовать получение и передачу сведений.
«Я не являюсь постоянным гражданским служащим и не имею права на пенсию
[231], – объяснял Кинг следствию свои мотивы после разоблачения в 1939 году. – Мне казалось, что это предложение позволит накопить достаточно денег, чтобы обеспечить свою жизнь после увольнения. Без какого-либо риска для безопасности государства».
Первую партию телеграмм – точнее, выписок из них, – Джон Кинг доставил в Париж. Последующие встречи они назначали в Лондоне – в отеле «Victoria», а затем в офисе Пика, под который тот арендовал квартиру в доме на Букингем Гейт, неподалеку от Foreign Office.
Пик уговорил Кинга приносить исходники дешифрованной переписки (тот нашел возможность потихоньку выносить так называемые резервные копии) для фотографирования. Вознаграждение составляло от 50 до 200 фунтов стерлингов – при средней месячной зарплате Кинга в 37 фунтов. Ради конспирации схему усложнили: Пик отдал ирландцу ключи-дубликаты от своей квартиры и сейфа, по вечерам Кинг оставлял там документы, а утром забирал обратно, чтобы в отделе не хватились пропажи. Ганс-Быстролетов получал отснятую пленку через Купера. С апреля 1935-го и до февраля 1936-го Пик дважды в месяц прилетал в Англию и возвращался на континент самолетом или морем – в Голландию, Францию, Бельгию или Германию.
[232]
Пока эта схема не наладилась, Маг конспектировал содержание секретных документов. К примеру, в конце марта 1935 года он принес Куперу выписки из доклада посла в Берлине о встрече с Гитлером: рейхсканцлер настаивал, что Англии, Франции и Италии следует официально признать, что Версальский договор в первоначальном виде больше не существует. Должен быть восстановлен статус Германии в Европе, существовавший до 1914 года, со всеми правами – в первую очередь свободой вооружаться. Воздушный флот рейха уже превосходит английский, а по достижении паритета с Францией будет увеличиваться в соответствии с ростом советских авиационных сил. Гитлер потребовал ликвидации польского коридора, отделившего Восточную Пруссию от Германии, и рассмотрения вопроса о возвращении старых немецких колоний или получении новых. От себя Маг добавил выводы, сделанные по ходу изучения дипломатической переписки: Лондон осознаёт реальность немецкой экспансии и не хотел бы конфликтовать с Берлином, но пока действует в рамках соглашений с Парижем; на предстоящей конференции в Стрезе может сформироваться фронт противодействия Германии, однако есть основания полагать, что компромисса достигнуть не удастся.
[233] Сообщение Кинга подтвердилось, в том числе по части выводов. На конференции в итальянском городе Стреза Англия и Италия поддержали французский меморандум, осуждавший нарушение Германией положений Версальского договора, но высказались против применения санкций.
14 июня 1935 года Теодор Малли под видом австрийского подданного Пауля Хардта прибыл в Лондон и через десять дней вернулся в Париж.
[234] С собой он привез роскошный улов.
«В настоящий момент он [Маг] поставляет нам материал 4-х категорий, – отчитывался Малли перед Центром. – А) еженедельники, б) отдельные телеграммы, сразу же по их поступлении в ФО, но которые потом попадут в еженедельник, в) телеграммы, которые в еженедельниках не публикуются ввиду их особой секретности и г) его личные справки, составленные на основании всей почерпнутой им из разных источников информации».
В ответ первый замначальника ИНО Борис Берман поблагодарил Малли и Быстролетова за разработку линии Мага, которая «в будущем обещает быть особо плодотворной и интересной». Уже в октябре 1935 года Быстролетов сообщал руководству:
