Третья роль сочинилась, когда наметилось главное направление работы – Великобритания. В своих записках Быстолетов называет этого персонажа, венгерского графа, то Бэлой, то Ладиславом Переньи или же Йожефом Переньи де Киральгаза. На самом же деле существовал старинный баронский род Переньи де Перени, его исторической резиденцией был замок Нялаб в подкарпатском местечке Киральгаза, полученном в начале XV века в дар от короля Венгрии. Старший мужчина рода по традиции носил титул хранителя короны – в 1930-е годы им был Жигмонд Переньи, влиятельный политик, сенатор, экс-министр внутренних дел.
«Все бумаги графа мне купили, – объяснял Дмитрий Александрович, – и единственное, что от меня потребовалось, – это внимательно проштудировать книг пятьдесят по истории, литературе и искусству Венгрии, сфотографироваться на венгерских курортах и тщательно изучить внешние приметы местного быта, а также понаблюдать за характерными особенностями поведения местных аристократов на скачках, в театрах и в церкви. Во время очень торжественной религиозной процессии я неожиданно шагнул из толпы с таким идиотским видом религиозного фанатика, что кардинал обратил на меня внимание, улыбнулся и сделал жест благословения. Товарищ эту сценку удачно заснял. А кардинал числился по бумагам моим родным дядей, и с тех пор я эту фотографию всегда возил в чемодане, когда шел на операцию по графскому паспорту».
[175]
Чужая фамилия и титул однажды сыграли с ним злую шутку. Переньи пригласили на уик-энд в загородное поместье знатной английской семьи. Хозяйка дома, надеясь порадовать гостя, сообщила, что ради него («Чтобы вам было приятно и вы могли поговорить на родном языке») на вечеринку приглашен венгерский дипломат. Положение аховое, на грани разоблачения. Уехать, придумав отговорку? Подозрительно и невозможно, в том числе и потому, что Быстролетов добивался знакомства с владельцем поместья. Оставался единственный выход: за беседой с хозяином увлечься прекрасным виски и напиться вдребезги. Слуга отвел чересчур расслабившегося гостя в его комнату, раздел и уложил в кровать. Дмитрий проспал весь субботний вечер и большую часть воскресенья. А когда его «соотечественник» наконец-то покинул гостеприимный дом (слугу пришлось расспрашивать очень осторожно), он спустился в гостиную и искренне извинился перед хозяевами, кляня себя за слабость.
[176] Английский, в отличие от венгерского, у агента Ганса был безупречен. Потому впоследствии он смог взять на себя еще и четвертую роль – сэра Роберта Гренвилла.
Были ли у него иные обличья? Да. Главный герой написанного Быстролетовым киносценария о разведчиках «Щедрость сердца» перевоплощается в голландца Ганса Галлени:
«У него было столько имен, масок и паспортов, сколько оперативных заданий, потому что для каждой разведывательной линии требуется человек с подходящими для данного случая данными».
[177]
И это не выдуманная фамилия – под такой Быстролетова знал советский резидент в Нидерландах Вальтер Кривицкий.
Вживание в роли, которые Дмитрий играл уверенно и убедительно, стоило ему предельного напряжения нервов.
«В Англии однажды девушка небрежно сказала, что ночью слышала мое бормотание во сне. Я вспомнил купринского капитана Рыбникова и заставил товарищей [помощников по разведывательной сети] прослушать мой бред после того, как надышусь наркозного эфира. Надышался и сдал экзамен: заговорил по-английски!».
[178]
То, что он уже в 1930 году вышел из подчинения своего первого наставника, оказалось в некотором смысле везением. Разведчик-невозвращенец Георгий Агабеков в своей книге «Записки чекиста» упомянул о Самсонове и характеризовал берлинскую резидентуру как крупнейшую в Европе, руководящую работой агентов не только в Германии, но еще во Франции и в Англии.
[179] И хотя Николай Гольст продолжал пользоваться статусом атташе полпредства СССР в Германии, даже в эмигрантской прессе его стали называть несомненным резидентом ГПУ, как-то связанным с Самсоновым, который «почти никогда не появляется в полпредстве».
[180] Николая Григорьевича в итоге отозвали в Москву.
* * *
Сталин выслушал зачитанные Кагановичем предложения по Иностранному отделу ОГПУ и одобрительно кивнул. Да, мирное существование в капиталистическом окружении невозможно. И не только потому, что Коминтерн, опекаемый Советским Союзом, подтачивает это окружение изнутри. Для мировой буржуазии социалистическое государство само по себе как бельмо, опасная опухоль, которую непременно нужно удалить. СССР удалось выйти из жесткого дипломатического конфликта с Великобританией (в Москве предполагали худшее), но это не более чем пауза в борьбе. Империалисты продолжат засылать шпионов и диверсантов, вербуя их среди белой эмиграции; устраивать политические провокации, подбираться к советским границам, пробовать на прочность позиции СССР – и готовиться к войне. Поэтому всё верно: главными задачами советской разведки должны быть проникновение в центры вредительской эмиграции и выявление интервенционистских планов, секретных военно-политических соглашений и планов финансово-экономической блокады, вынашиваемых руководящими кругами Англии, Германии, Франции, Польши, Румынии и Японии.
Постановление об ИНО ОГПУ, утвержденное Политбюро ЦК ВКП(б) 5 февраля 1930 года, уместилось на одну страницу.
[181] И этот лист под грифом «Особая папка», означавшем высшую степень секретности, стал «книгой судеб» для десятков бойцов невидимого фронта, неизвестных партийному руководству, – но от них, точнее, их начальников, ждали результатов. Аппарат внешней разведки уже реформировался. Были созданы восемь отделений с четкой специализацией, а в заместители начальника ИНО определили Артура Артузова из Секретно-оперативного управления ОГПУ – мастера агентурной работы, организовавшего серию успешных легендированных операций за кордоном. Выстраивая стратегию нелегальной разведки в Англии, просматривая списки секретных сотрудников ИНО, Артузов, вероятно, вспомнил о студенте-эмигранте, которого он когда-то рекомендовал коллегам подучить и «пустить по верхам». То есть туда, где не обойтись без превосходных манер и знания языка, умения нравиться, быстро приспосабливаться к сложной обстановке и налаживать отношения с источниками особого рода.
