Слова о пролетарских корнях и связях с руководством братской компартии не более чем прилаживание к реалиям времени, трюк опытного разведчика. В остальном всё правда: Мария Шелматова выросла в семье убежденных коммунистов.
Йозеф Шелмат вступил в Социал-демократическую партию в 20-летнем возрасте. Будучи ювелиром-ремесленником из провинциального городка Пршештице, в поисках заработка приехал в имперскую Вену – и нашел для себя профсоюзную стезю. В середине 1890-х он перебрался в Прагу. У молодого социалиста имелся несомненный организаторский талант: Шелмат становится членом образовательных, потребительских и других рабочих объединений, участвует в издании газеты «Pravo lidu» и создании профсоюза работников химической промышленности. А в 1918 году, после провозглашения Чехословацкой республики, избирается в муниципальный совет Праги от СДРП. Революционное брожение в Европе раскололо ряды социал-демократов. Сторонники активной борьбы за народовластие создали свою партию – «левицу». Депутат Шелмат стал одним из ее идеологов в столице.
«Коммунисты не покупают площадей, они их берут и удерживают силой», – тихо, но с вызовом сказала Мария в ответ на нахальную реплику незнакомца, пристально наблюдавшего за ее агитбригадой. Он ей не понравился: слишком самоуверен и буржуазен на вид – дорогое пальто, пестрое кашне, модная шляпа. Похож на преуспевающего дельца, которому легко достаются деньги, или сынка богатых родителей – из тех, что считают, будто республика принадлежит им… Марии было четырнадцать лет, когда отец пришел домой и в гневе рассказал, как полиция вторглась в Народный дом и силой, под надуманным предлогом закрыла газету «Rude pravo». «Левица» тогда призвала рабочих к всеобщей стачке. Волнения прокатились по всей стране, были подавлены властями, но подтолкнули чехословацких «левых» к объединению. Пока Йозеф Шелмат готовился к учредительному съезду новой партии, его старший сын агитировал за коммунистов среди пражского студенчества.
Коммунистическая партия Чехословакии появилась в мае 1921 года. Идеалом для ее лидеров являлась Советская Россия. Как разъясняла «Rude pravo», героизм русского пролетариата открыл новую эру мировой истории. Подлинная социальная справедливость и освобождение труда от власти капитала возможны, и перед пролетариатом всего мира стоит задача защиты и преумножения завоеваний русской революции – иначе человечеству грозит новое закабаление. Чехословацкие коммунисты присоединились к движению международной рабочей помощи РСФСР – и товарища Шелмата выбрали в соответствующий комитет. Коминтерн провозгласил курс на большевизацию национальных компартий – и Шелмат участвует в борьбе с социал-демократическими пережитками. Большевизация подразумевала отказ от какого-либо соглашательства с буржуазными кругами и создание массового пролетарского революционного движения. В том числе – вовлечение в политическую борьбу трудящихся женщин. Собираясь в 1925 году на парламентские выборы, пражские коммунисты сформировали женский агитационный комитет, куда включили Марию Шелматову. Партия одержала убедительную победу, сформировав вторую по величине фракцию в парламенте. Мария осталась на партийной работе. На одной из первомайских акций 1926 года ее и заметил будущий муж.
[159]
Дмитрий в тот же день разузнал, кто она, выяснил номер телефона, договорился о встрече на праздничном вечере, который устраивала компартия. Праздник продлился задушевной беседой под луной на берегу Влтавы. Под утро Мария заснула, положив голову ему на плечо… Быстролетов был непоправимо очарован этой удивительной девушкой – решительной, самодостаточной, то ироничной, то глубоко задумчивой. И она не на шутку заинтересовалась необычным русским парнем – то горячным, то приносящим на свидание «Сентиментальное путешествие» Стерна. Им было о чем поговорить, поспорить, посмеяться или помолчать. Свой брак они зарегистрировали в советском консульстве. Быстролетов запомнил тот день как самый светлый в своей жизни:
«Радостно отдаюсь волне горячего человеческого счастья. Хочется раскрыть объятья всему миру! Нет, просто прижаться лицом к этим тонким и нежным рукам…»
Медовый месяц молодоженам не понадобился. По субботам они садились на поезд и уезжали из города.
«Вечером начинали молчаливый марш по уединенным тропинкам, через пустынные холмы и долины, уже подернутые лиловой мглой. Ночью делали привал где-нибудь на косогоре, под большой красной луной, медленно встающей из-за зубчатого ельника. После еды сидели рядом и курили, слушая ночные шорохи. А когда молочный туман поднимался с низины – спали, крепко обнявшись, прижимаясь друг к другу… Я помню завтраки на рассвете при бледнеющих звездах в горах среди скал и талого снега… Помню дремотные обеды в монастырском саду, за дубовым столом, на котором пенится крепкая брага в глиняных кувшинах. По синему небу плывут пушистые облака, далеко внизу искрится широкая гладь озера…»
[160]
Но наступали будни, и другой путь требовал своего – классовая борьба никуда не делась. Пролетариат Чехословакии добился проведения социальных реформ, но буржуазии удалось сформировать реакционное правительство, куда не взяли даже оппортунистов из социал-демократии. Компартия старалась всячески укреплять и расширять свое влияние в народе. Товарищу Шелматовой поручили возглавить женский агиткомитет Центрального рабочего кооперативного общества «Пчела» – одного из крупнейших в Чехословакии: провозглашалось, что «Каждый сознательный коммунист является членом “Пчелы”», а ее успехи демонстрировали силу пролетарского содружества. В марте 1928 года под эгидой «Пчелы» прошла первая конференция женщин-работниц Праги и окрестностей «без различия политических убеждений». У Быстролетова был свой идеологический фронт – студенческий союз, и еще обязанности в торгпредстве. Деловые связи СССР и чехословацких промышленников развивались, в 1928 году началось обсуждение перспектив межгосударственного торгового договора, а на знаменитой Пражской ярмарке образцов впервые открылся советский павильон.
До поры до времени Мария не знала, что муж ведет двойную жизнь. Просто думала, что он очень занятый человек.
* * *
«Когда меня привлекли к нелегальной разведывательной работе, я обратился за помощью к старому приятелю. Гришка не сочувствовал ни белым, ни красным, любил работать, хорошо одеваться и ухаживать за женщинами. Но и Россию любил тоже, и мое предложение принял хоть и без удовольствия, но всерьез… Выполнял задания без особого рвения, но всегда честно и совершенно незаинтересованно: он не нуждался ни в советском паспорте, ни в советских деньгах».
[161]
