Боров повертел своей короткой шеей, словно ему жал воротничок.
– Ты тут целую сагу нам поведал, – недовольно произнес он. – А ты нам про убийство рассказывай. Как дружка своего прикончил.
– Не было этого. Не убивал я Бухгалтера.
– На ручке сковороды твои отпечатки пальцев. А на голове у него вмятина.
– Этого я и не отрицаю. Дрались мы с ним. Я его, он меня. Так по голове ударил, что до сих пор шишка осталась. Не верите, пощупайте.
Шишка имелась, этого никто не стал отрицать.
И удовлетворенный Кушаков продолжил:
– Драка была! Но убивать я его не убивал, хотя и стоило бы!
– Ага!
– Была у меня мыслишка с ним разобраться, – не стал скрывать Кушаков. – Очень уж обидным мне показалось, как тот дружка нашего кинул, а дочку его поимел во все щели. Как освободился, я первым делом к нему метнулся. Только перехитрил он меня. Умер! Я только на похороны и успел. Приехал, а толку чуть. С мертвым уж не потолкуешь. К Тане хотел подойти, да меня к ней и не подпустили. Возле нее две девки крутились, вроде как ее подруги, они всех тех, кто им подозрительным казался, от нее оттирали. Ну, я и подумал, что мне к ней приставать, теперь уж дело прошлое. Помер Бухгалтер, Таня всем его богатствам наследница. И тем, что ей от отца достались, и тем, что Бухгалтер сам натырил, все равно он с собой ничего забрать бы не сумел, все Тане достанется.
– Вы очень сильно ошибались, – вздохнула Таня, которая теперь хорошо понимала, почему у ее мужа после его «смерти» ничего не осталось на счетах.
Потому что этот гад в тот раз вовсе не умер, он попросту сбежал от расплаты. Струсил, предвидя встречу с Кушаковым, и сбежал. И постарался обчистить все счета, продал банк, дом и все, чем владел, чтобы Тане не досталось бы после его «смерти» ничегошеньки.
– Он мне ничего не оставил. Единственное, что я сумела найти, – это двести тысяч евро, про которые он, наверное, впопыхах просто забыл. Они в тайнике за шкафом хранились, он их перед своей «смертью» забыл достать. На сто тысяч я купила себе квартиру и думала, что на оставшиеся проживу как-нибудь. Но нет, кто-то забрался ко мне в дом и обчистил тайник, в котором я хранила эти деньги.
– Мне очень жаль, что так получилось, – произнес Кушаков. – Теперь я уж и сам знаю, что Бухгалтер нас всех в очередной раз обманул. А тогда успокоился, решил развлечься. Думаю, гад помер, Танюшка в наследство вступает, все само собой разрешилось, могу и о себе подумать. И гульнул! Долго лишен всякого веселья был, позволил себе чуток увлечься. Благо денег у меня было в достатке. Спасибо моей матушке, все мои поручения выполнила досконально, деньги мои спасла. Да и банк тот, как потом выяснилось, вовсе не лопнул. Слух кто-то просто такой пустил. И я даже знаю, кто это был.
– Я тоже, – кивнула Таня. – Догадываюсь.
– Бухгалтер среди нас с Золотаревым панику посеять хотел, чтобы мы к нему за помощью обратились и сами позволили бы ему до денег своих дотянуться. Со мной у него ничего не вышло, а вот Танюшка в его сетях оказалась.
Тут уж Боров не выдержал:
– Так что ты все про него, ты про себя рассказывай! – возмутился он. – Говори, как Бухгалтера к себе в гости заманил!
– Не манил я его! Я даже знать не знал, что он жив! И про то, что он под чужим именем в страну вернулся, тоже понятия не имел. Если честно, то я и сам только недавно вернулся. Первое время мне на чужбине шибко сладко было, море, девочки, коктейли, все дела. С курорта на курорт кочевал, каких только развлечений не попробовал. А потом комом в горле все встало. Лето и лето, бабы и бабы, красивые, голые, загорелые, а мне наших захотелось, бледных до синевы, чтобы ресницы от мороза все в инее. И так мне вдруг на чужбине тоскливо сделалось, что я в первый же самолет прыгнул и домой прилетел. В городе не задержался, сразу к нам в Подберезье приехал, в родные свои края. Думал, схожу тут на могилку к деду, поклонюсь, прощения у него попрошу, что не довелось нам с ним попрощаться. Он ведь помер, когда я в тюрьме сидел. И отец тоже. Мать вот жива, ждет меня, а я куда-то от нее снова умотал. Дурак!
– Ты про Бухгалтера рассказывай, – угрюмо напомнил ему Боров, которого вся эта сентиментальная чушь с березками сильно раздражала. – Как ты его нашел?
– Первым-то я Танюшу увидел. Случайно получилось. Может, и не было бы ничего, да мать меня давеча за окороком послала. Спор у нас с ней вышел. Я ей говорю, лучше испанского хамона нету ничего, а она мне в ответ, ты у дяди Гоши его кабанчика еще не пробовал. Сперва попробуй, а потом уж говори. Забрало меня, я и поехал. Только хозяина дома не оказалось, к соседке он за самогоном пошел. Ну, думаю, чего же мне не сходить, самогон к окороку самое наше удовольствие. Зашел я в тот дом, вхожу и ее вижу. У меня внутри все так и оборвалось. Золотарев! Дружок мой незабвенный! С небес сошел, помолодел, в бабскую дубленку обрядился и на меня смотрит! А потом как стукнуло меня, это же дочка его! Фотографию-то я Танюшки еще раньше себе раздобыл, когда справки о ее житье-бытье в роли бухгалтерской жены наводил. Присмотрелся, ну, точно! Она! Таня-то сразу ушла, торопилась куда-то. А я стал про нее расспрашивать. Что да кто она такая. Старушка там хозяйка очень душевная и разговорчивая, она мне все про Таню и рассказала. Ну, я долго не слушал, как имя ее услышал, так сразу за ней и почесал. Бегу, а сам думаю, как же мне с ней заговорить? Помнит ли она меня? Ведь когда я ее последний раз видел, она еще в школу не ходила.
– Я вас помню, – подтвердила Таня. – Смутно, но помню. Лица толком не помню, зато ваши рассказы про Подберезье отлично помню. Вы с папой много рассказывали мне маленькой, как тут здорово. Еще обещали, что с горки поедем кататься, а летом в речке купаться. Видите, так и вышло. И с горки я скатилась, и в речке вашей искупалась. Два покушения на меня было!
– Об этом разговор сейчас и веду! Ну, в общем, бегу я за Танюшей по дороге вдоль домов, а наперерез мне собака. Да такая злющая, клыки оскалены, с губ пена летит. Не по себе мне стало, я шаг прибавил. И когда из-за поворота выскочил, тут их и увидел. Собака эта Танюшу повалила, дубленку ей порвала, и уже к горлу тянется. Ну, тут я дубину сломил, да со всего маху эту псину по хребтине и огрел. Звонко она завыла и прочь почесала. Но у Тани на теле ни царапинки, я это сразу понял. Потому что хорошая овчина, наша, русская. В такой и на волка, и на медведя, у моего деда такая была, она ему много раз жизнь спасала, когда он в лесу с диким зверем случайно пересекался. А тут уж я слышу, люди бегут, голоса, собачий лай. Нет, думаю, так в суматохе да суете мне с Танюшей заново знакомиться несподручно будет. Пусть уж ей те люди дальше помогают, а я пока в тень отойду. Пока Таня в шоке на земле лежала, я прочь от нее побежал, и на этого гада наткнулся. Он с собакой возился, ошейник с нее снимал. Я его и узнал!
– Бухгалтера?
– Ага.
– Вот ты и врешь! – торжествующе воскликнул Боров. – Как же ты мог его узнать, если он себе пластическую операцию сделал прежде, чем в страну вернуться? Если узнал, значит, ты за ним следил и знал, что у него новая морда. А иначе ты бы его нипочем не узнал!
