Притащили ее сюда, скорее всего, еще живую. По позе видно – тянули за ногу, оставляя на мраморном полу кровавый след. И тащили из спальни – в дальнем проеме двери видна смятая постель. На белом белье которой видны капли крови.
Подружка Барбосы? Наверняка. Долговременная, или случайная… хотя нет, судя по ранам и следам, убита она показательно демонстративно. Так, чтобы зритель мог смерть ее прочувствовать. Простую одноразовую подругу так вряд ли будут убивать, тем более для простой подруги положение в криминальном мире у нее, судя по татуировке, отнюдь не низкое.
От осмотра мертвой девушки меня отвлекло легкое касание Войцеха. Он повернулся ко мне и сделал несколько быстрых жестов, разъясняя обстановку.
Я кивнул, подтверждая, что понял жестикуляцию Войцеха. Которой он же меня (Олега) и учил давным-давно. И сейчас поляк показал, что в кабинете один пленный и два противника, первый неподалеку двери, второй в глубине комнаты. Оба предположительно упакованные аугментациями усилений, так что валим сразу и наглухо, мне работать вторым номером по ближнему на добивании.
«Наглухо» – еще раз, словно удостоверяясь что я понял, сделал жест Войцех.
«Окей, окей» – только отмахнулся я.
Достав банку флэшки – свето-шумовую гранату, Войцех не глядя передвинул метку времени срабатывания, так что на небольшом дисплее появилось «0.07» и втопил кнопку активации запала, удерживая. Гранату он забросил в кабинет, уже выходя из-за укрытия. Выскочил следом и я – заранее крепко зажмурившись. Затормозил, врезавшись плечом в стену рядом с дверью в кабинет одновременно со сверкнувшей там вспышкой.
Мгновеньем позже хлопнули, практически слившись в один звук, два выстрела – это Войцех уже был в кабинете. Практически сразу после его второго выстрела я сам уже был внутри и раз за разом нажимал на спуск. Пуля за пулей я всаживал в ближайшее тело в темной одежде – стрелял в основании шеи. Потом – когда человек в темной, стандартной для ЧВК форме, только без знаков различий, упал на одно колено, я начал спускаться выстрелами ниже, по позвоночнику. Войцех тоже стрелял не переставая, держа на прицеле второго противника.
Для человека, организм которого усилен аугментациями и имплантами, пуля в голову не причина умирать сразу. Системы могут поддерживать жизнедеятельность уже мертвого тела еще некоторое время, хотя бы в части выполнения задачи тактической сети, или с целью ответного удара «мертвой руки» – чтобы забрать с собой убийцу, если тот идентифицирован.
Кратковременное ослепление от вспышки гранаты уже прошло, и тот живой труп, в которого стрелял я, уже пытался направить в мою сторону оружие. Это он воспользовался паузой, во время которой я заменил магазин. Двигался дергано, ломаными конвульсивными движениями – но пытался. Недолго – тело его снова задергалось от попаданий тупоносых пуль. Я продолжал стрелять не переставая – раздробив ему еще и локтевые суставы, на всякий случай.
И только когда выпустил два магазина, стрельбу прекратил.
Помещение наполняли пороховые газы, даже в глазах чуть защипало; в ушах, словно набитых ватой звенело. А, нет, это гильзы по полу раскатываются.
«Мой» клиент все еще шевелился, но это были уже конвульсии сломанного механизма – я превратил в месиво и его голову, и спинной мозг, а также раздробил основные суставы, лишая подвижности. Да, колени на всякий случай тоже прострелил. Чтобы не прыгнул – и это не шутка. Я в свою бионическую руку, допустим, могу клинок вставить, и буду как Чумба со своими костяными мечами. А если еще и колени с позвоночником аугментациями и имплантами усилить, могу удивительные вещи выдавать.
Другое дело, что такими удивительными вещами я в первую очередь себя смогу изувечить – с подобными усилениями нужно уметь обращаться, контролируя движения тела. Это как мощный спортивный мотоцикл – который для неопытного пользователя может быть опасен.
Кроме того, появление подобных усилений нужно будет суметь объяснить полиции, а потом судье (причем без иллюзорных шансов на удачу, но зато с реальными шансами не просто на понижение гражданских прав, а на реальный срок).
Но если так, теоретически, могу усилить свой организм я, почему этого не может сделать кто-то другой? Добавив подобную возможность как одну из опций своего упакованного имплантами и аугментациями организма.
Впрочем, даже если у тела передо мной была подобная или иная возможность, окно использования уже давно закрылось, забитое тридцатью моими пулями, и одной самой первой – в затылок от Войцеха.
Впервые после начала стрельбы отпустив взглядом «своего» клиента, я осмотрелся в кабинете. Если бы не знание о том, что за закрытым окном грязный и спальный «желтый» район протектората, можно было бы подумать, что находимся мы особняке викторианского стиля. Все вокруг тяжелое, массивное, монументальное даже.
Кабинет, как и вся квартира, площади немаленькой – для стандартной высотки, конечно. Стеллажи с рядами книг, у зашторенного окна широкий рабочий стол – массивный, как и вся мебель в кабинете. Над столом приметная пейзажная картина. И я даже знаю ее название – «Вид Флоренции с Сан-Миниато» руки Томаса Коула. Мы по его серии картин «Путь Империи» с Валерой презентацию делали, а с остальными произведениями знакомились в обязательном порядке. Надо же, пусть лекции естественных искусств мне пока на практике не пригодились, но зато в живописи начал разбираться.
Отчаянные стоны, кстати, не прекращались – Барбоса перемену обстановки не воспринял и даже о ней пока не узнал. Он сейчас сидел за собственным столом; из одежды на нем только легкие светлые штаны – грязные, запятнанные кровью и мокрые между ног. Серьезных ран, за исключением нескольких кровоподтеков и ссадин, не заметно.
Барбоса был грубо, армированным скотчем прикручен к массивному, как и вся местная мебель, креслу – руки примотаны к изогнутым резным подлокотникам, ноги к выгнутым ножкам-лапам, а шея и подбородок притянута к широкому подголовнику высокой спинки. По скотчу на подбородке тянулась тягучая ниточка слюны, из носа пузырились сопли, а из-под широкого обруча, закрывающего и глаза, по щекам бежали дорожки слез.
Причина ясна сразу: на голове у Барбосы тонкий обруч – торч на местном жаргоне, от английского «torture», пытка. Запрещенный, кстати, Женевскими конвенциями девайс. Причем вещь, как и полицейская глушилка, широким кругам населения недоступная.
В два скользящих шага Войцех оказался рядом с Барбосой и сорвал с него обруч. Управление уровнем пытки наверняка завязано на тактическую сеть кого-то из убитых, но разбираться сложно, да и некогда – поэтому вот так, жесткая посадка. От последствий которой я даже поморщился – погружение в виртуальную реальность пытки у Барбосы было настолько глубоким, что как только Войцех сорвал обруч с головы, как того моментально вырвало.
Голова Барбосы, притянутая к спинке кресла была отклонена назад, и чтобы тот не захлебнулся собственной рвотой, Войцех ножом срезал с него скотч с шеи, освобождая голову.
После того, как Барбоса окончательно испачкал свои штаны, Войцех грубо взял его за волосы, оттянул веки, разглядывая красные, налитые кровью глаза, глядящие пустым взглядом; после пощупал пульс.
