Вскоре заключенная в круг трехлучевая звезда, привычная мне больше как эмблема концерна Даймлер, была предварительно нарисована белым мелом. По выставленным меткам Эльвира теперь рисовала широкие линии — никто из нас пока не обладал набитой рукой, как у фон Колера, чтобы рисовать геометрический фундамент создаваемых конструктов сразу набело в ходе создания плетения.
После того, как черновик оказался готов и прорисован мелом, мы переглянулись. Пора было начинать. Валера перехватил за пластиковую стяжку на плечах своего крестника, и затащил его в один из секторов, положив ровно по центру. Посмотрел, потом аккуратно чуть подвинул вперед, так чтобы голова и ноги жертвы находились равноудаленно от центра круга и края окружности.
Эльвира в это время волоком затащила в соседний сектор молодого парня. Смертник пытался что-то сказать, но выходило лишь мычание: пока мы с царевной окончательно прорисовывали мелом трехлучевую звезду, Валера заклеил всем троим рот широким скотчем.
Мне для ритуала в роли жертвы досталась девушка-олененок с ангельской внешностью. Когда я только собрался ее подхватить, она вдруг выгнулась всем телом и рывком перевернулась на спину. Ее длиннющие ресницы затрепетали, из глаз потекли крупные слезы, а взгляд наполнился непередаваемой мукой.
Аура девушки легко читалась. Ни следа обиды, злости или раздражения, как было совсем недавно с Адольфом. Только всепоглощающий страх и мучительное чувство несправедливости. Прислушавшись к эмоциям девушки, я вдруг понял — она не только не хотела умирать, но и не понимала за что ей предстоит лишиться жизни.
Есть цена, которую я не всегда готов заплатить. Как вот сейчас — потому что, глядя в глаза олененка, начал сомневаться в том, что лежащая передо мной девушка заслуживает смерти.
— Артур, — окликнула меня Эльвира, привлекая внимание.
Оторвав взгляд от наполненных слезами глаз будущей жертвы, я посмотрел на царевну. Которая сейчас показалась мне воплощением железных дев-валькирий с картин Константина Васильева. Я сейчас не видел в ней ни следа приятной женственности — одна угловатая строгость неуклонности и верности долгу. А еще теперь мне виделась в ней какая-то жесткость.
— Артур, она собственноручно проломила голову молотком трехлетнему ребенку, — произнесла вдруг Эльвира. — И это только для того, чтобы он не мешал, когда они вот с этим, — легонько пнула по голени лежащего рядом парня, — пытались разобраться с родителями, выясняя, где в доме спрятаны основные ценности.
После слов царевны я посмотрел в заплаканные глаза распростертой и беззащитной смертницы передо мной. Эльвира не врала. Страх, заполонивший распростертого у моих ног олененка, просто помещал мне разобраться в считываемой ауре: обреченная девушка действительно ощущала мучительную несправедливость. Заключающуюся в том, что она не хотела умирать здесь и сейчас, такой молодой. А сомнений в правильности своих действий, которые привели ее сюда в роли смертницы, она не испытывала, считая приговор несправедливым; или просто я не чувствовал этих сомнений за липким, всепоглощающим страхом.
Подхватив приговоренного олененка, я перевернул ее и как сумку донес до своего сектора в разделенном круге, положив посередине. Эльвира в это время отошла на несколько шагов, и развернула тканевый сверток — в котором оказалась практически прямая кавалерийская сабля. Избавив клинок от богато украшенных ножен, Эльвира положила их под стену в отдалении и вернулась в круг.
Я бросил взгляд на оружие в ее руках. Вообще, насколько знал о создании кровавого союза, нам подошла бы любая заостренная железка, годная чтобы пустить кровь — но видимо Эльвира не привыкла довольствоваться малым. Эфес и рукоять сабли украшала резная фигура крылатой богини, а клинок был вороненым с золотым рисунком — узнаваемая златоустаовская гравюра, о которой слышал даже я, далекий от мира холодного оружия. И в своем мире подобную саблю я мог бы увидеть лишь за музейным стеклом Оружейной палаты или Эрмитажа, а здесь такое оружие использовалось вполне утилитарно.
Рассматривая саблю, не сразу заметил, что Эльвира явно волновалась. Еще бы — нам сейчас предстояло не только применять магию Крови, но и построить конструкт третьего ранга. Причем конструкт трехсоставной, из трех частей — каждая из которых создается отдельно. То есть при создании плетения мы должны доверять свои жизни друг другу. И дело не в том, что можно подозревать злой умысел, нет; просто цена ошибки при построении — возможная гибель сразу всех троих.
Практически все о создании кровавого союза я узнал от Эльвиры и Валеры — в ходе бурного обсуждения, после того как Эльвира предложила провести ритуал. Собственные знания, данные мне фон Колером, были поверхностны и обрывочны, а вот принц с царевной обладали непосредственно конкретикой. В чем-то их знания пересекались, но некоторые моменты оказались сюрпризом друг для друга — к примеру, Валера не знал, что кровавый союз кроме создания новой ауры, на небольшом расстоянии дает возможность обмениваться энергией, усиливая одного из своих членов за счет остальных.
Да, наше общее решение провести ритуал было спонтанное, неподготовленное — торопливое даже, но вполне осознанное. Нас всех хотели не просто убить, а более того — убить, и использовать даже после смерти. И в скорости принятия решений нас подстегивало осознание едва не настигнувшей участи, когда наши души едва не погибли на сковородке Инферно.
Кроме этого, ни царевна, ни принц дураками отнюдь не были. И оба вполне допускали, что их жизни могли быть ценой, которую в числе прочих платят их семьи — хоть самому Императору. Мне такая идея тоже приходила в голову, в контексте скрытого противостояния одаренных и одержимых, но в недавнем обсуждении не я это озвучил первый. Об этом сначала высказалась Эльвира, а Валера — судя по реакции, сам держал в уме подобный вариант.
Наша спешка еще была обусловлена тем, что мы оказались в ситуации, когда один неверный вопрос может стоить жизни. И, что удивительно, рассчитывать на прямую помощь, явно недешевую, пока нам можно было только в лагере геополитического противника — если называть вещи своими именами, говоря об англичанах. Потому что ни одной персоналии из Русского Географического общества мы пока даже не знали. Ни имен, ни даже намеков на них. А прийти в приемную и спрашивать: «Ребят, а кто здесь высокопоставленный одержимый?» — кажется не очень хорошей идеей.
Так что возможность установить между нами троими связь, благодаря которой мы будет чувствовать друг друга, обезопасив от возможности превращения в куклу, казалось решением хотя бы одной серьезной проблемы. Даже несмотря на опасность выбранного варианта. Мы, как недавно сказала Эльвира, чернокнижники — и не в игрушки играем.
Мне принимать решение, кстати, было легче всех. Это Валера с Эльвирой… не Ромео и Джульетта, конечно, но вот из семейств Монтекки и Капулетти точно. Их династии давно и открыто соперничают за влияние в ближневосточном регионе, и не думаю, что известие о кровавом союзе отпрысков сильно обрадует влиятельные рода.
— Готовы? — прерывая мои размышления, негромко поинтересовалась Эльвира внезапно севшим голосом.
