Через шесть дней премьер подала в отставку и выразила сильную поддержку своему канцлеру Джону Мэйджору, которого она, как оказалось, совершенно напрасно, считала своим единомышленником. По иронии судьбы она потратила больше усилий ради избрания своего преемника, чем ради отстаивания своего положения лидера партии перед первым туром голосования. Во второй тур голосования пошли, кроме Хезелтайна, Джон Мэйджор и Дуглас Хэрд. Джон Мэйджор с помощью Маргарет Тэтчер вышел победителем. Мэйджор, которому было тогда 47 лет, казался политиком нового поколения по сравнению с шестидесятипятилетней Тэтчер.
28 ноября 1990 года Маргарет и Денис Тэтчер оставили дом на Даунинг-стрит, 10, где прожили одиннадцать лет. Камеры журналистов запечатлели бывшего премьер-министра с красными от слез глазами, покидающего политический олимп. На протяжении пятидесятиминутной поездки к их новому дому в районе Далуич в южном Лондоне Маргарет не проронила ни слова. Может быть, ей в голову пришла фраза, сказанная Энохом Пауэллом: «Все политические карьеры оканчиваются поражением». Но во всяком случае она могла быть хоть отчасти довольна тем, что на смену ей не придет Хезелтайн. Закончилась эпоха в ее жизни, и в жизни страны тоже.
До сих пор открыт вопрос о том, правильно ли поступили консерваторы, отстранив от руководства партией и страной лучшего за много десятилетий лидера, возглавлявшего партию. Противники Тэтчер указывают на то, что с ее уходом шансы Консервативной партии в опросах общественного мнения пошли вверх, и на выборах 1992 года консерваторы одержали неожиданную четвертую победу над лейбористами. Сторонники Тэтчер указывают, что она сама предсказывала эту победу, что довольно часто случалось, что после утраты поддержки общества в середине парламентского срока правящая партия снова набирала достаточную поддержку накануне выборов. В конце концов, впереди была победа над Ираком в феврале 1991 года, и в пользу Тэтчер мог снова сработать «Фолклендский фактор». Общественный сбор в любом случае был бы отменен или существенно реформирован. Останься она на посту премьера — вряд ли бы так упорно держалась за присутствие фунта в Европейском механизме валютных курсов, когда стало ясно, что ему там не удержаться
[39]. Выход Британии из ERM произошел бы раньше. И все это не разрушило бы репутацию консерваторов как компетентных менеджеров экономики страны, и Британия с 1997 года вновь не оказалась бы на тринадцать лет во власти лейбористов Тони Блэра и Гордона Брауна. И с большой долей вероятности европейская интеграция не рванула бы столь существенно вперед с договором в Маастрихте 1991 года. Если бы Европа оставалась «Европой отечеств», как видела ее Маргарет Тэтчер и как видел ее генерал де Голль, вряд ли Британия проголосовала бы в 2016 году за выход из этого содружества государств.
Тэтчер пришлось покинуть пост, так как часть кабинета перенервничала и поддалась влиянию закоренелых противников премьера и депутатов-паникеров с задних скамей. И хотя порой звучали обвинения в давнем заговоре с целью переворота, которые, выйдя на пенсию, высказывала и сама Тэтчер, ее коллег можно обвинить скорее в том, что они вместо формирования настроений в зале палаты (а это их обязанность) сами поддались панике. Они могли сплотиться вокруг премьер-министра, оказать ей поддержку и преодолеть этот — безусловно, серьезный — кризис. Однако они не попытались повлиять на колеблющихся рядовых депутатов и решили, что стоит прислушаться к древней максиме: «Падающего — толкни». Поэтому тори, пусть они и выиграли следующие выборы, после отставки Маргарет Тэтчер пришлось ждать двадцать лет, пока правительство Британии вновь возглавит министр из Консервативной партии.
14. Царство растений
В первые месяцы после «переворота» Маргарет Тэтчер, казалось, была — подобно поверженному ею Эдварду Хиту — ошеломлена и дезориентирована. В отличие от Хита она не имела желания подрывать авторитет своего преемника, Тэтчер сама помогла занять ему место. Однако Джон Мэйджор не заставил себя ждать слишком долго, он сразу же и где только можно стал подчеркивать расхождения между старым и новым курсами Консервативной партии. Со своей стороны Маргарет, находящаяся теперь вне ограничений, накладываемых аппаратом Даунинг-стрит, тоже не всегда сдерживалась в комментариях по поводу текущих событий.
По словам одного из советников Тэтчер, после отставки у нее не было ни одного счастливого дня. До ноября 1990 года вся ее жизнь неизменно была посвящена работе. В отставке она не имела возможности куда-либо применить свою бурную энергию. У нее попросту не было ни хобби, ни каких-либо интересов за пределами политики, что бы она ни говорила в многочисленных интервью, рассчитанных на женскую аудиторию. За время карьеры она наступила на слишком много больных мозолей, чтобы рассчитывать на возвращение в большую политику, многие ее коллеги считали, что с Тэтчер просто невозможно сработаться. И если кто-то и рассчитывал, что, находясь в отставке, Тэтчер попытается максимально (или хотя бы минимально!) сгладить острые углы, выражая свои взгляды, то он очень сильно ошибался.
Маргарет подвергла энергичной критике Маастрихтское соглашение 1991 года, которое по ее — и не только ее — мнению стало огромным шагом на пути к федеральной Европе, чему Тэтчер всегда стремилась противодействовать. В ответ правительство Мэйджора обвинило ее в нелояльности и подрыве авторитета высшего британского органа исполнительной власти. Однако после позорного вылета Британии из Европейского механизма валютных курсов в сентябре 1992 года авторитет Тэтчер (она же предупреждала именно о таком исходе!) значительно возрос.
С этого момента Маргарет снова стала заметной фигурой в Консервативной партии. В своих выступлениях она была все более радикальна, критикуя любые шаги на пути к политическому и монетарному союзу европейских стран. Раскол Консервативной партии в вопросе об отношении Британии к Европе продолжал углубляться. И было просто невозможно поверить, что еще в 1970-х и в начале 1980-х годов именно консерваторы были ведущей проевропейской партией в британской политике.
