Внезапная победа в холодной войне парадоксальным образом ударила по международной репутации Тэтчер. Она стала казаться политиком ушедшей эпохи, находящимся вместе с советской «империей зла» на пути на свалку истории. Новый американский президент Джордж Буш, сменивший Рейгана на этом посту в начале 1989 года, прислушиваясь к мнению своих советников по международным делам, встал на сторону объединения Германии.
Однако Тэтчер пришлось еще раз примерить на себя доспех «королевы-воительницы». В августе 1990 года она находилась с визитом в Америке, когда пришли новости о том, что иракский диктатор Саддам Хуссейн захватил соседнее с Ираком небольшое государство Кувейт. Тэтчер с самого начала выступила за военное вмешательство и настойчиво убеждала президента Буша в необходимости послать войска на Ближний Восток, чтобы выгнать иракскую армию из Кувейта. Буш не был уверен, что такой амбициозный план реален, и Тэтчер в телефонном разговоре с ним была вынуждена настаивать: «Сейчас не время колебаться!» Правительство Тэтчер послало британские силы для участия в международной коалиции против Ирака, но горячая фаза конфликта началась уже после того, как Тэтчер покинула пост премьер-министра.
Как бы то ни было, отставка Ридли лишила Тэтчер последнего союзника среди министров ее кабинета. Она считала, что министры, которых она пригласила в кабинет, зная об их прошлом скептическом отношении к ее убеждениям, «увидели свет» и перешли на ее позиции или, по крайней мере, испытывают к ней чувство благодарности за место в правительстве. Это, как оказалось, не соответствовало действительности. Тэтчер к этому моменту также потеряла контакт с рядовыми депутатами. Многие из депутатов прошлых парламентов ушли из политики, а с новыми лицами, пришедшими на зеленые скамьи палаты общин в 1987 году, она просто не успела познакомиться и наладить отношения. Среди избирателей популярность консервативного правительства стремительно падала. В конце 1989 года опросы общественного мнения показывали поддержку лейбористов свыше 50 %. К февралю 1990 года Лейбористская партия стала фаворитом на следующие всеобщие парламентские выборы. До конца пребывания Маргарет Тэтчер на посту премьер-министра лейбористы опережали консерваторов в результатах опросов общественного мнения. Личная популярность Тэтчер упала до 20 % — ниже, чем она была в 1981 году. Многие депутаты-консерваторы стали рассматривать своего премьер-министра как избирательный балласт: если они хотят сохранить мандаты, нужно избавиться от Тэтчер.
В ноябре 1989 года один из депутатов-заднескамеечников, сэр Энтони Майер, бросил вызов Тэтчер в борьбе за пост лидера Консервативной партии. Всем было понятно, что он действует в пользу Майкла Хезелтайна, представлявшего для многих депутатов более приемлемое лицо харизматического лидера. Тэтчер легко одержала победу, но менеджеры ее избирательной кампании сказали, что этот вызов отражает более глубокое недовольство среди депутатов. За Тэтчер было подано 314 голосов, за Майера 33, 3 депутата воздержались, и еще 24 бюллетеня было испорчено. Сам факт, что кто-то осмелился бросить вызов казавшейся недавно непобедимой Маргарет, только усилил толки о ее политической смертности. Все было готово для финальной битвы в конце 1990 года.
13. Заговор
К лету 1990 года положение Тэтчер в правительстве стало гораздо более шатким, чем предполагала она и чем были готовы признать работники правительственного аппарата, на мнение которых Маргарет все более и более полагалась. Ее скептицизм по отношению к Европейскому экономическому сообществу широко разделяли члены Консервативной партии и депутаты-заднескамеечники. Однако решительно настроенная, хотя и небольшая по численности группа евроэнтузиастов была представлена в правительстве крайне непропорционально относительно их количества (пусть не влияния) в партии. Как бы то ни было, депутаты-консерваторы устали от постоянной борьбы с Европейской комиссией.
На встрече Европейского совета в октябре 1990 года в Риме Тэтчер оказалась в изоляции среди коллег-глав правительств европейских стран как по вопросу привязки курса фунта стерлингов к европейским валютам, так и по поводу углубления европейской интеграции. Она не была готова ни к каким компромиссам, когда обсуждались вторая и третья стадии экономического и монетарного союза, которые должны были завершиться принятием единой европейской валюты в 2000 году (тогда еще даже не придумали название «евро» и использовали термин «экю» от European Currency Unit, «европейская денежная единица»). Тэтчер сердито заявила, что наложит вето на любое будущее соглашение о Европейском монетарном союзе, и объявила другим главам европейских государств, что они живут в «стране грез».
По возвращении, выступая в палате общин, она обвинила Европейскую комиссию в попытке «искоренить демократию» в Британии и жестко заявила, что отбрасывает предложения президента комиссии Жака Делора по созданию федеральной Европы со своим парламентом, правительством и сенатом: «Да, комиссия хочет увеличить свои полномочия, а я не хочу, чтобы комиссия увеличивала свои полномочия по отношению к этой палате, так что, конечно, у нас есть разногласия. Конечно, президент комиссии, г-н Делор, сказал недавно на пресс-конференции, что хочет, чтобы европейский парламент стал демократическим органом Сообщества, что он хочет, чтобы комиссия стала исполнительным органом, и что он хочет, чтобы совет министров стал его сенатом. Нет! Нет! Нет!»
«Нет! Нет! Нет!» был ее ответ на эти три предложения. Как нередко бывает, в общественном сознании эта ее фраза забронзовела в виде «Нет! Нет! Нет!» и стала относиться не к вполне конкретным политическим планам Делора, а вообще к самой идее Европейского сообщества.
Это было смелое представление, но, возможно, слишком опрометчивое. Многие ее коллеги по кабинету считали, что хорошие отношения с Европейским сообществом крайне важны для британской внешней и экономической политики. Страстное отстаивание премьер-министром суверенитета Британии все более дестабилизировало кабинет.
В ответ Джеффри Хау, вице-премьер и лидер палаты общин, 1 ноября 1990 года подал в отставку. Он выступил в парламенте с резкой критикой стиля руководства Тэтчер и заявил, что ее действия подвергают опасности положение Британии в Европе: «Я крайне озабочен тем, что ваше поведение, особенно в Риме в прошлый уик-энд, и в палате общин в этот вторник, усложнят для Британии удержание влияния в этом жизненно важном обсуждении. …Со всей откровенностью, я не верю, что могу далее с честью служить в качестве члена вашего правительства».
По словам газеты The Daily Telegraph, Маргарет Тэтчер приняла его отставку «скорее в печали, чем в гневе». Она заявила, что весьма сожалеет о решении Джеффри Хау, и подчеркнула, что «навечно благодарна за вашу достойную службу и за вашу твердую и неуклонную поддержку в трудные времена». Однако премьер-министр также отметила, что не считает, что их взгляды по вопросу Европы отличаются настолько кардинально, как заявил Хау. В свою очередь, лидер лейбористов Нил Киннок отметил: «Г-жу Тэтчер укусил человек, к которому она относилась, как к половой тряпке — она заслужила это».
В ближайшем окружении Маргарет Денис Тэтчер был первым, кто осознал именно тогда, что наступил конец ее политической карьеры. И действительно, вскоре последовал новый вызов Тэтчер как лидеру Консервативной партии. На этот раз он не был завуалирован, но прямо исходил от Майкла Хезелтайна. Сразу же после отставки Хау Хезелтайн заявил, что «шокирован и разочарован», продолжив, что «было бы намного лучше, если бы партия смогла принять единую позицию по вопросу Европы — чего, я надеюсь, мы достигнем».
