Как только я осознал, что мастерская Джейми выражает особый набор ценностей, с которыми он вырос, я осознал, что и в моем случае все обстоит точно так же. Дизайн и планировка «Пещеры» нацелены на скорость и повторение – рабочий метод потока сознания. Открытая стойка на колесиках была откровением в мире визуальной какофонии, поскольку она позволила мне вывернуть все мои ящики и видеть все одновременно. Однако на самом деле это был финальный шаг в эволюции моей философии первоклассного удобства извлечения, к которому я двигался с того момента, как в 18 лет обосновался в Бруклине.
Тогда, работая над дипломными фильмами моих друзей из Университета Нью-Йорка, я заметил, что часто бросаю студию, оставляя кучу инструментов сваленными в ящик, который вмещал все. Но затем мне приходилось тратить массу времени на рытье в этом ящике, чтобы найти то, что было нужно для следующей задачи. Я постоянно копался в ящике размером с микроволновку, пытаясь обнаружить там что-то достаточно большое, как молоток, и не добивался успеха, пока не вываливал все на стол.
Держать груды хлама в комнате было неудобно, но по крайней мере они имели для меня визуальный смысл, поскольку каждая состояла из материала одного вида. А инструменты? Они были только источником постоянного раздражения, пока однажды, прогуливаясь по району Ист-Виллидж, я не наткнулся на кожаный чемоданчик для образцов, типа такого, какие возят с собой коммивояжеры. Уникальным в нем было то, что он был не только широким и глубоким, но и высоким в достаточной степени, чтобы большую часть инструментов, которые я регулярно носил с собой, можно было разместить там вертикально. Это было мини-откровение. Стоящий инструмент занимает лишь долю той площади на полу, которую ты вынужден отводить лежащему, и брать его куда удобнее. Немедленно я отправился в магазин для художников и купил подставки для карандашей и ручек. Я слегка доработал их, чтобы там можно было хранить штуки вроде ручных тисков, плоскогубцев и маленьких ручных пил. И после каждой сделанной работы я возвращался домой и реорганизовывал планировку чемодана, исходя из того, что я узнал в тот день и что собирался использовать на следующий.
Когда я уехал в Сан-Франциско, чемоданчик для образцов отправился со мной. Поскольку я был фрилансером, эта штука и содержащиеся в ней инструменты были моим источником существования. Когда чемодан наконец начал разваливаться и мне понадобилась замена, один из друзей оказался достаточно великодушным, чтобы отдать мне старый докторский саквояж своего дедушки в обмен на барабан конга, который у меня был. Высокая середина саквояжа была хороша тем, что я мог разместить многие важные инструменты вертикально по сторонам от жесткого высокого разделителя. Длинные инструменты можно было положить горизонтально с той и другой стороны.
Напротив: смехотворной может показаться идея отвести целую страницу под фото моего склада липкой ленты, но, честно говоря, она раздражала меня годами. Я потратил 20 лет, соображая, как лучше всего хранить катушки с лентой, пока наконец не нашел ответ в начале 2017-го, когда во время гастролей нашего шоу увидел в театре, как рабочие сцены хранят десятки рулонов на полках. Очевидно же! Небольшие математические расчеты в голове… Это явно самый эффективный способ: можно видеть все и добираться до каждого рулона с минимальными нарушениями для всей системы. Это было настоящее спасение от темной стороны липкой ленты: большая дыра в центре рулона манит вас обещанием быстрого доступа, просто молит, чтобы ее на что-то надели. Она практически кричит: «Насади меня на большую трубу!» Но это путь к безумию, и если вы пойдете по нему, то он пожрет вас. Потому что если вам понадобится рулон розовой ленты шириной в полдюйма, который вы поместили в центре столбика, то вам придется снять несколько фунтов ленты, удалить кучу рулонов, пока вы дойдете до нужного… а затем нацепить все обратно. Это не самое практичное решение, зато неплохое упражнение для плечевых мускулов. Уф. Когда я увидел, как те рабочие сцены хранили свою ленту, я быстренько сделал набросок, чтобы не забыть, и первым же делом, едва вернувшись из тура, сконструировал такую же полку.
И да, я признаю, что это смехотворно большое количество клейкой ленты
Мой собственный дедушка был хирургом, и мне всегда нравились всякие медицинские штуковины, ну и древности тоже. Поэтому я был очарован идеей, что предмет типа докторского саквояжа – с его потертой кожей и дыханием времени – можно использовать для переноски инструментов… Последующие несколько лет саквояж подвергался постоянным усовершенствованиям, а затем – размножению. На блошином рынке в Бэйвью-дистрикт, Сан-Франциско, я наткнулся на второй саквояж такого типа и на скорую руку заполнил его.
Примерно в это же время меня наняли в ILM, и в первый день я пришел с саквояжем в его самом роскошном варианте. Естественно, я произвел впечатление. Довольно быстро я стал известен как «тот парень с безумными ящиками для инструментов», который работает очень-очень быстро. Но не так быстро, как мог бы, если верить моему первому начальнику, Майклу Линчу, который заметил, что я трачу слишком много времени, нагибаясь к полу, чтобы вынимать инструменты. Он предложил, чтобы я присоединил к каждому из саквояжей ножничный подъемник, и это оказалось гениальной мыслью (я знал, что не только «Звездные войны» были единственной причиной, по которой я так хотел там работать). Я отправился домой в конце того дня и потратил ночь, чтобы изготовить пару платформ на ножничном подъемнике. На самом деле я изготовил их два раза, потому что первый набор немедленно обрушился под весом докторских саквояжей.
Мне очень нравились эти штуки, но до того момента я ни разу не задумывался о пределах вместительности саквояжей или о том, как быстро я могу до них дотянуться. Совместный вес пары сотен ручных инструментов плюс рычажный подъемник на колесиках, приделанный снизу – все это ограничивало возможность кожи выдерживать нагрузку, и она постепенно начала рваться. К сожалению, моя любовь к их конструктивным характеристикам и давняя история этих предметов не могли победить законы физики. Ограничения, поставленные чисто механическими свойствами саквояжей, нельзя было преодолеть, учитывая предъявленные мной требования.
Когда одна из рукояток в конце концов оторвалась в пятницу вечером, я пошел в маленькую мастерскую в Мишен-дистрикт и провел выходные, воссоздавая саквояжи с нуля с помощью алюминиевого листа и глухих заклепок. Понадобилось 30 часов и более 700 заклепок. Зато утром в понедельник я с триумфальным видом появился в ILM, чувствуя себя Моисеем созидателей, что возвращается в горы с двумя алюминиевыми ящиками, внутри которых хранится Завет Творения. Хорошо, пусть я немного преувеличиваю, но я определенно ощущал себя нереально крутым типом.
И это была только первая итерация, произошедшая с этими ящиками для инструментов. Я продолжил совершенствовать их. Каждый раз, когда я находил лучшую технологию, новый вид или, что важнее всего, новый инструмент с помощью одного из художников ILM, я добавлял все это к моей базе навыков, а когда надо, то и в саквояжи. Поэтому они никогда не были полностью «законченными» – точно так же, как мои стойки на колесиках и как сама «Пещера», они всегда находились в процессе доработки.
