Учительница из школы Brightworks провела группу семилеток через итеративный процесс полного, продуманного, хорошо настроенного созидания, который был уникальным для каждого из учеников. Она дала им возможность пробовать новые варианты, совершать ошибки и, что более важно, возможность корректировать эти ошибки в каждой следующей итерации стульев. В конце года каждый из детей унес свой стул домой. Наверняка они сохранят их до конца жизни вместе с комплектом навыков, которые освоили. Эти стулья – физическое воплощение истории, связанной с итеративным обучением.
Я обратился к очень похожему способу, когда мой собственный сын Фингл захотел сделать поясную «кобуру» вроде моей для мультитула
[45]. На Рождество он получил мультитул фирмы Leatherman (EOD bomb squad Leatherman, если вам так нужно знать) и захотел сделать алюминиевый чехол на пояс для него – вроде того, что был у меня. Само собой, мой не был куплен, я изготовил его сам… Да, я делал такую штуку для себя много раз.
Я ношу мультитул на поясе 30 лет. Если паутина на самом деле, как говорят некоторые исследователи, является внешним продолжением нервной системы паука, то мультитул – моя третья рука. Я использую его так часто, что, когда его нет у меня на поясе, я испытываю синдром «фантомного мультитула» – ощущаю его на бедре, даже зная, что его там нет. Мое нынешнее «оружие» – Leatherman Wave. Когда я работал на полный день в ILM, выяснилось, что Leatherman столь полезен, что я утомился использовать кожаный чехол с отстежным верхом, который к нему прилагался – слишком долго было его отстегивать и застегивать всякий раз, когда я пользовался мультитулом (краткий экскурс к теме моего нетерпения тогда/сейчас), а это случалось пятьдесят раз на дню. Так что я придумал и изготовил собственный чехол – из алюминиевого листа и полоски кожи.
Я потратил несколько часов, собирая первый комплект, ошибся не единожды, пока не остановился на варианте, который проносил на поясе добрую часть десятилетия. В конечном счете мои навыки обработки металла развились достаточно, чтобы я сделал всю «кобуру» из единого куска алюминия, которому придал такую форму, чтобы трапециевидный инструмент лежал внутри как влитой, а для извлечения требовался один палец. Я мог висеть вверх ногами с этой штукой на ремне (и такое было) и не беспокоиться по поводу того, что мультитул выпадет (он и не выпадал). Так что я переделал «кобуру», а затем переделал снова, улучшая ее с каждой итерацией. Версия, которую я ношу сейчас, на данный момент лучшая. Она даже издает такой приятный ЗВЯК, когда вы вынимаете инструмент или кладете обратно, что звукорежиссеры его записали и поместили в библиотеку случайных механических звуков.
Мой сын вовсе не глуп, он знал, что я сделал свой чехол, и хотел создать собственный. Когда он спросил, можно ли прийти в The Cave
[46] (мою нынешнюю мастерскую, находящуюся, как и Brightworks, в районе Мишен в Сан-Франциско), чтобы заняться созиданием, я ответил: само собой! Но я объяснил, что он должен быть полностью готов к тому, что «кобуру» придется делать как минимум три раза. Он вздохнул, пришел в уныние, пока я не объяснил ему то, что только что объяснил вам: моя первая «кобура» потребовала четырех попыток, а та, которой я пользуюсь сейчас, – двух. Он отважно вступил в дело, и, само собой, ему пришлось одолеть три версии, пока он не получил то, что хотел. И, как те же дети из Brightworks, он до сих пор держит при себе то, что сделал сам, и пользуется своим творением до сего дня.
Допуск в отношении к ошибкам особенно ценен в этом аспекте творческого процесса. Когда вы знаете, что хотите сделать, но не до конца понимаете, на что это должно походить или как функционировать, вы должны выдать себе разрешение на эксперименты, на то, чтобы последовательно найти выход. В этом случае вы не просто получите то, что хотите, но еще и хорошо освоите навык, позволяющий это сделать.
Приходится повторять снова, снова и снова. Предвидя ошибки, вы создаете свободное пространство вокруг незнакомого и неизвестного. Мой сын был поначалу ошарашен этой концепцией, поскольку, унаследовав мое нетерпение, хотел сделать чехол сразу и покончить с этим. Но если вы ожидаете успеха с первой попытки всякий раз, когда будете конструировать нечто новое – или даже хуже: будете требовать этого от себя и наказывать себя в том случае, если не справитесь, – то вы никогда не будете счастливы из-за того, что созидаете.
Знайте свой допуск
Одно из важных преимуществ того, что вы позволяете себе экспериментировать и совершать ошибки, заключается в том, что со временем у вас развивается инстинкт, говорящий, в какой ситуации нужен большой допуск, а в какой – малый. Это происходит и в собственно механических вопросах, и в том, что касается мысленного подхода к делу. Именно это продемонстрировал, например, Эндрю Стэнтон, когда консультировал проект в Pixar
[47]. Когда он сказал группе, что все их начальные попытки – полнейшее фуфло, то указал на то, что в данном случае требуется широкий допуск, разрешение немного накосячить и похулиганить. Он предоставил группе пространство для итерации, пошагового движения вперед. Это умение он отточил со временем, но приобрел его именно на своем рабочем месте.
«Тот вопрос, важность которого в Pixar поняли достаточно быстро, звучит так: „Что, если вы ошибаетесь? Как вы с этим справитесь?“» – сказал мне Эндрю. Он поделился со мной соображениями о том, как изготавливаются фильмы на этой студии. Эндрю сравнил процесс кинопроизводства с выкапыванием костей динозавров. Вначале у вас есть идея, и вы думаете, что знаете, как все может выглядеть. Вы излагаете лучшие соображения, которые большей частью оказываются дерьмом: «Никакого отличия от заявлений типа: „Основываясь на моих инстинктах, могу утверждать, что именно на этом участке земли мы найдем тираннозавра“. После чего вы начинаете копать». Но если все идет хорошо, то «единственное, на что вы можете рассчитывать, так это на то, что вы выбрали верный кусок земли». Вот только очень редко все идет так гладко.
Теперь посмотрим, как Эндрю характеризует тот момент, когда в Pixar понимают, что выбрали ошибочный путь: «После того как вы выкопали все эти кости – и обычно к этому моменту вы уже три года пашете в четырехлетнем проекте, – вы их складываете вместе и неожиданно понимаете: „Что за херня! Эта кость из хвоста на самом деле – кость из шеи… А этот обломок из шеи на самом деле – кость из хвоста… Так, подождите… Я же на самом деле выкопал стегозавра“. И хватит ли у вас пороху в кишках, чтобы признать перед своей командой, перед своими банкирами, перед всеми, кому вы все эти годы обещали тираннозавра, что на самом деле у вас стегозавр, поскольку именно его вы откопали? Мы так и делаем. Мы не лучшие в рассказывании и создании историй; у нас просто достаточно крепкие яйца, чтобы признаваться в том, что на самом деле мы достаем из-под земли».
