Звук включившегося обогрева показался в слишком тихом доме настолько громким, что Киннамон вынырнула из задумчивости и мысленно дала себе пощечину. Нечего брюзжать и предаваться жалости к себе, пользы от этого никакой. Если она хочет почувствовать себя лучше, надо что-то сделать с обременяющей ее ситуацией, хотя бы попытаться изменить неминуемый финал.
Воздух в доме нагревался. В сопровождении кошек Киннамон пошла в спальню и переоделась, облачившись в чистые джинсы и более теплый длинный красный свитер до середины бедра. Надев ботинки, чтобы не промочить ноги, она заново повязала на шею фиолетовый платок в горошек. После этого Киннамон направилась в ванную и смыла с лица засохший пот. Утершись полотенцем, она изучила свое отражение в зеркале и заключила, что для своего возраста выглядит неплохо. Высокий морщинистый лоб, сеточка морщинок вокруг глаз, морщины смеха по обе стороны полных губ. Характерное лицо, волосы, которые начали седеть после того, как ей исполнилось пятьдесят, и к пятидесяти пяти стали совершенно белыми. Но глаза ее, ярко-голубые и пронзительные, повидали мало хорошего в этом мире. Они видели только Браунсдейл, и, хотя в этом городе жило достаточно вполне достойных людей, грехи плохих сильно перевешивали все добро.
Боже, она любила Браунсдейл, но сейчас жалела, что не уехала отсюда. Не пару десятков лет тому назад, а полвека, когда ее позор был свеж. Где бы она оказалась, кем бы стала, если бы тогда просто села на автобус и поехала на восток, или на запад, или куда угодно?
Дурацкий вопрос, подумала Киннамон, разглядывая свое отражение, потому что ответа на него нет. Прошлое высечено из камня, подобно античной мраморной статуе. Камень может раскрошиться, но останется камнем.
Будущее же…
Киннамон причесалась и собрала волосы в небольшой свободный узел на затылке, чтобы не лезли в глаза. Тронув губы блеском, она решила, что так вполне сойдет. Прихватив сумочку и ключи, она вышла на улицу. Зонтик неважно защищал от дождя, но Киннамон добралась до машины, не промокнув. В салоне было жарко, стекло запотело. Она завела двигатель, и кондиционер обдавал лобовое стекло холодным воздухом, пока оно не очистилось.
Она была знакома только с одним человеком, который знал пещеру достаточно хорошо, чтобы – вероятно – изменить события, которые судьба уготовала братьям Винчестерам. Не хотелось Киннамон этого делать, но она сжала зубы и выехала под дождь.
Дорога до туристического магазина прошла так же непримечательно, как вылазка за продуктами или на заправку. Если Киннамон ожидала, что по пути произойдет что-то значительное и грандиозное, например в дорогу перед машиной ударит молния или выпрыгнувший из лесу волк-оборотень приземлится на лобовое стекло – общение с братьями Винчестерами заставило ее поверить в вероятность и такой ситуации, – ее ждало разочарование.
Шел дождь, очень сильный дождь, а в отдалении рокотал гром – вот и все. Непогода разогнала горожан по домам, а те немногие, кто выбрался за покупками, мчались по главной улице так, будто боялись растаять, подобно Злой Волшебнице Запада
[14]. Большинство магазинов были открыты, только несколько заведений ушли на выходные в понедельник и вторник, поскольку работали в субботу и воскресенье.
Лавочка Бо располагалась в десятке магазинов от старого кинотеатра. Когда-то над ней был черно-белый полосатый навес, но Бо убрал его десять лет тому назад, объяснив это тем, что под ним было так темно, что люди не обращали никакого внимания на магазин, когда проходили мимо. Тогда же он изменил интерьер, прогнав полумрак дополнительными лампами и неоновыми светильниками. Киннамон все еще помнила его слова: «Если я продаю оборудование для исследования пещер, это не значит, что сам магазин должен быть похож на пещеру». Даже сейчас, несмотря на пелену проливного дождя между машиной и витриной, «Пещерное Буйство» казался самым ярким и приветливым магазином на всей улице.
Киннамон остановила машину в четырех парковочных местах от магазина. Смирившись с тем, что промокнет несмотря на зонт, она потуже затянула платок, приоткрыла дверь настолько, чтобы протолкнуть в дверь зонтик, и открыла его. Дождь застучал по нему неожиданно громко и яростно, но Киннамон выскользнула из салона, захлопнула дверь и по тротуару заспешила к двери. Не успела она взяться за ручку, как дверь открылась.
Бо держал дверь, пока она не нырнула в магазин, как будто заранее знал, что она зайдет. Что, разумеется, было невозможно.
Разумеется.
– Давай, – сказал он, – я возьму.
Киннамон отдала ему зонтик и смотрела, как Бо, снова открыв дверь, коротко встряхивает его и прислоняет к стене справа от входа. Спустя пару секунд с него натекла лужа, но Бо не обратил на это никакого внимания.
– Пойдем, – дружелюбно сказал он. – Подальше от двери теплее.
Киннамон молча последовала за ним, отметив по пути, что он все еще силен и держится прямо. Это все упражнения. Она знала, что Бо устраивает долгие пешие прогулки почти каждый вторник и среду, когда покупателей меньше всего и за прилавком работает молодой человек, тоже любитель пешего туризма. Она не была уверена, значит ли это, что Бо каждую неделю бывает в пещере – для этого он выглядел чересчур загорелым, – но он по-прежнему слыл человеком, к которому стоит обратиться, если вам захотелось чего-нибудь поинтереснее, чем обычные экскурсии.
По торговому залу были расставлены кресла – почти как в тех заведениях в городах покрупнее, что объединяли книжные магазины и кафе. Бо отвел ее туда, где около книжного шкафа, полного книг о пешем туризме и пещерах, стояли два уютных клетчатых кресла и видавший виды круглый столик.
– Пожалуйста, – проговорил он. – Присаживайся. У меня есть кофе, только что сварил.
– Нет, спасибо. – Киннамон опустилась в кресло.
Обычно она пила чай, но иногда выпивала чашечку-другую кофе. Сейчас, однако, ее нервы и так были на пределе – кожу пощипывало, пальцы дрожали. Она прятала руки в карманы, чтобы Бо не заметил, как сильно она нервничает. Утренняя мысленная прогулка в пещеру взвинтила ее, плюс, как обычно, находиться рядом с Бо Пайлом было одновременно мучительно и приятно. Бо посмотрел на нее вопросительно, и Киннамон выдавила:
– Я и так уже словно вся пропиталась влагой.
Бо бросил взгляд в сторону прилавка.
– Не возражаешь, если я…
– Нисколько.
Бо налил кофе в кружку с эмблемой национального парка «Мамонтова Пещера», вернулся и сел во второе кресло.
Они смотрели друг на друга долгое мгновение, и Киннамон поняла, что уже не помнит, когда в последний раз они встречались вот так, лицом к лицу, наедине. Да, время от времени на городских мероприятиях они оказывались в одном помещении, но всегда избегали друг друга. Киннамон знала, что он ходит в церковь каждое воскресенье, точно знала, где он сидит, а еще знала, что он сидит там потому, чтобы дать ей возможность уйти без необходимости заговорить с ним.
