Рядом с пожарной частью Лиля заметила одноэтажное здание с большими окнами, на котором сияла вывеска: «Лаокоон. Художественная галерея».
– Ну что, можем пока приобщиться к искусству! – предложила она Надежде.
Женщины вошли внутрь.
В просторном, ярко освещенном помещении были выставлены несколько десятков скульптур: статуи из гипса и бронзы, из дерева и камня, из бетона и ржавой железной арматуры, встречались даже недолговечные поделки из картона и оберточной бумаги, но во всех просматривалось нечто общее, а именно: это были вариации на тему знаменитой греческой скульптуры. И во вполне реалистичных и в авангардных копиях без труда можно было разглядеть Лаокоона, его сыновей и обвивающих их змей.
– Мне это кое-что напоминает, – проговорила Надежда, выглянув в окно. Отсюда хорошо просматривалась выставленная перед пожарной частью статуя пожарного, обвитого шлангами.
Лиля с ней согласилась.
Кроме них, других посетителей не было, и явно скучающая сотрудница галереи обрадовалась возможности блеснуть эрудицией.
– Представленные в нашей галерее работы, – обратилась она к женщинам, – при всем внешнем сходстве выражают самые разные концепции, важные для современного многополярного мира. Так, вот эта скульптура посвящена угрозе загрязнения окружающей среды, – она показала на композицию из ржавой арматуры. – Эта – проблеме глобального потепления… – на этот раз речь шла о скульптуре, сделанной из нескольких отопительных батарей и труб. – А вот эта композиция посвящена проблеме гендерного неравенства… – Сотрудница галереи показала на скульптуру из дерева, где один из сыновей Лаокоона превратился в дочку благодаря короткой юбочке.
Женщины делали вид, что слушают, а сами то и дело посматривали в большое окно.
Рыжая зараза вместе со своим спутником ушли первыми. Причем ушли пешком. Значит, машину поставили в стороне, чтобы никто не заметил номера. Чиновники так не делают, поэтому они точно не из государственной конторы. Последним вышел бармен. Вид у него был неважный, дреды и то повисли. Видно, здорово ему потрепали нервы.
– Пора! – обрадовалась Надежда.
Они перешли Большой проспект и, подойдя к подворотне, опасливо огляделись.
Убедившись, что поблизости никого не видно, Лиля достала из сумки связку ключей. Один подошел к замку на воротах, другой – к замку на расписной двери.
– И даже сигнализации нет, – констатировала Надежда, когда они вошли в кафе.
В помещении было тихо и пусто, и даже запах кофе и свежей выпечки еще не выветрился.
Надежда зашла за печку и внимательно рассмотрела боковую стенку. На первый взгляд все изразцы были одинаковыми, на каждой плитке – одинаковый выпуклый узор, напоминающий листья какого-то экзотического растения. Что-то вроде монстеры, которую Надежда выращивала несколько лет назад. Сходство особенно усиливалось из-за цвета изразцов – прозрачно-зеленоватого, водянистого, с неявным синим отливом.
Монстера жила в доме года три, Надежде нравились ее большие прорезные листья, отсвечивавшие по вечерам то синеватым, то фиолетовым оттенком, похожие на огромные ладони с растопыренными пальцами. Глядя на них, Надежда вспоминала стихи Валерия Брюсова: «Фиолетовые руки на эмалевой стене…»
Потом по просьбе Галины, жены художника Игоря, она уехала в пансионат и поручила растение заботам Сан Саныча. А тот, конечно, переборщил с поливом, да еще кот все время подрывал корни… в результате монстера погибла.
Надежда вздохнула, вспомнив несчастное погубленное растение, но тут же отбросила несвоевременное воспоминание и снова пригляделась к изразцам.
Действительно, узор на них напоминал листья монстеры, которые, в свою очередь, похожи на человеческую руку с растопыренными пальцами. Тем более что на изразцах у всех листьев было ровно по пять лепестков – столько же, сколько пальцев на человеческой руке. И размера они были подходящего – примерно с человеческую ладонь.
Надежда приложила руку к одному из изразцов – ее ладонь как раз совпала с пятипалым листом на плитке. И один лепесток чуть отступал от остальных – как раз для большого пальца…
У Надежды мелькнула какая-то смутная мысль, и она постаралась сконцентрироваться и ее сформулировать.
Узор на всех изразцах был одинаковый – оно и неудивительно, наверняка их отливали в одной и той же форме. И расположены изразцы тоже были одинаково – зеленые листья на них были наклонены влево. Так что приложить к ним две ладони не получится – большой палец на правой руке окажется не с той стороны.
Надежда еще раз внимательно осмотрела печку – и вдруг заметила наверху, чуть выше человеческого роста, один изразец, который выделялся из общего ряда.
Зеленые листья на нем были наклонены не влево, как на остальных, а вправо. И «большой палец» был с другой стороны. То есть в этом месте к печке можно было приложить обе руки, и ладони как раз легли бы в узор плитки.
– Ну что, все впустую? – подала голос Лиля, которая с разочарованным видом стояла у Надежды за спиной.
– А вот мы сейчас проверим…
Надежда привстала на цыпочки, подняла руки над головой и прижала к изразцам. Обе ладони аккуратно легли в пятипалый узор, а именно в выемки на поверхности плиток, каждый палец – в свое углубление. Изразцы показались Надежде удивительно теплыми, как будто это была не керамика, а живая человеческая рука. В эту минуту часть печки беззвучно отъехала в сторону и за ней открылся темный проход, из которого потянуло холодом и каким-то странным, смутно знакомым запахом.
– Ничего себе! – ахнула Лиля.
– Быстро проходим внутрь, – проговорила Надежда, – а то сейчас закроется!
С этими словами она шагнула вперед, Лиля последовала за ней. И действительно, как и предположила Надежда, потайная дверь за ними закрылась, и они оказались в полной темноте.
– Как вы догадались? – прозвучал Лилин шепот.
– Сама не знаю. Интуиция, наверное. Ты мне лучше скажи, что нам теперь делать? Куда идти? Ничего же не видно!
Лиля завозилась, и через несколько секунд у нее в руке голубоватым холодным светом засиял мобильный телефон.
Надежда смутилась: ведь у нее тоже есть телефон, как же она не сообразила его включить? А еще говорит про интуицию!
Голубой свет телефона высветил в окружающей темноте четыре тусклые стены. В одной из них была дверь – старая, обитая помятой жестью. Надежда потянула на себя ручку, но дверь не поддалась.
– Дайте я попробую, – предложила Лиля и толкнула дверь.
Та с мучительным скрипом открылась.
«Ну да, как же я не сообразила толкнуть?..» – подумала Надежда. Видимо, израсходовала все свои запасы интуиции, когда открыла потайной вход в печи.
Из-за открытой двери просочился бледный свет, а странный запах усилился. И теперь Надежда его узнала: это был запах петербургской подворотни – сложный букет из ароматов подгорелой манной каши, тушеной капусты, вчерашних щей и кошек.
