– Здравствуй, Вася, – произнесла личность тусклым, невыразительным голосом.
Но прежде чем Василий ответил, Надежда всплеснула руками и затараторила:
– Здравствуйте! Как я рада вас видеть! Вы, наверное, Лена? – ляпнула она первое пришедшее на ум имя.
– Лика… – выдавила из себя личность, – меня зовут Лика.
– Ох, ну конечно! – расхохоталась Надежда. – Вечно я имена путаю. Конечно Лика! Вы знаете, Вася так много про вас рассказывал! Какая вы выдумщица! Я так рада с вами познакомиться!
– Кто это, Вася? – процедила Лика, не пытаясь улыбнуться.
– Моя старинная приятельница! – Василий блеснул глазами. – Мы с ней… сколько лет мы знакомы, Надя?
– Уж и не помню, – честно ответила Надежда. – Вот решили возобновить знакомство, старая дружба ведь крепче новой… Ладно, мне пора. Увидимся еще!
– Обязательно! – Василий приосанился. – Я позвоню!
– Пока, дорогой! – Надежда обежала стол и чмокнула Василия в щеку. – За кофе заплати!
И она заторопилась к выходу, спрашивая себя, какой бес в нее вселился? Но уж больно противная была бабенка, и Васю стало жалко, хоть он и дурак. Ну, пускай теперь сами разбираются.
Надежда благополучно выбросила парочку из головы, но, как оказалось, поспешила, потому что дело этим не закончилось.
Поскольку обещания Василия подвезти накрылись медным тазом, Надежда отправилась на Екатерининский канал на метро. Всего-то две остановки до Невского, а там пешком дойти.
Дом номер сорок пять оказался большим, красивым зданием девятнадцатого века, попасть в которое можно было только через резные деревянные ворота. Наверняка когда-то здесь располагалась богатая городская усадьба и в эти ворота въезжали кареты гостей и хозяев.
Сейчас ворота, конечно, оказались закрыты, и войти можно было через калитку рядом, на которой висела красивая табличка с гравировкой: «Демидов Лофт».
За калиткой обнаружился вымощенный булыжником двор, в который выходило множество дверей с названиями заведений. Здесь были кафе и рестораны, мастерские художников и маленькие галереи, сувенирные лавочки и даже один маленький театр с колоритным названием «Театр в подворотне».
Около некоторых дверей толпилась ярко и стильно одетая молодежь – кто курил, кто просто болтал. По центру двора двигался дворник с метлой. Мел он не слишком старательно, но выглядел очень импозантно – белый фартук, черный картуз, окладистая борода.
У Надежды возникло подозрение, что его держат не столько ради чистоты, сколько из эстетических соображений. Кроме того, у нее возникло ощущение, что где-то она его видела. Несмотря на картуз и бороду, лицо было ей знакомо.
– Уважаемый, не подскажете, где здесь находится мастерская «Реноме»? – спросила Надежда у дворника.
Тот остановился, выпрямился, оперся на метлу и проговорил хриплым, словно простуженным голосом:
– Вот вспомнили! Этой мастерской уже лет пять как нет! Теперь на ее месте вот этот ресторанчик! – и он показал на вход в заведение, над которым яркими разноцветными буквами было написано: «Балаганчик».
В эту минуту Надежда вспомнила, почему лицо дворника показалось ей знакомым. Если бы не борода, он удивительно походил на известного в прошлом оперного певца-баса из Мариинского театра, блиставшего в ролях дона Базилио, Мефистофеля и Кончака.
– Вам говорили, что вы похожи на Льва Зайончковского? Знаете, был такой оперный певец… – не удержалась она.
– Еще бы мне не знать… – Дворник приосанился и повторил: – Еще бы мне не знать! Ведь я и есть он!
– Он? – недоверчиво переспросила Надежда.
– Я и есть Лев Зайончковский!
– Не может быть!.. – Надежда оглядела дворника с ног до головы. Похож, конечно, но все же как-то не верилось. Может быть, мужик просто пользовался своим сходством со знаменитостью.
Но в эту минуту дворник принял театральную позу и пропел густым, сочным басом:
– На земле весь род людской чтит один кумир священный, он царит над всей вселе-енной…
У Надежды отпали всякие сомнения. Да, точно – это Лев Зайончковский! Но почему его судьба так переменилась? Почему знаменитый оперный бас стал дворником?
– Тот кумир – телец зла… златой… – тем временем продолжал петь дворник, однако на последнем слове хрипло закашлялся и угрюмо замолчал, а отдышавшись, с горечью проговорил: – Понимаете теперь, почему я ушел из театра? Ни одну арию допеть не могу, начинаются хрипы и кашель. Медицина бессильна – к каким только врачам я не обращался, все без толку!
– Но почему вы здесь? Почему не остались в театре? Многие бывшие певцы работают там хотя бы капельдинерами. Ведь театр – это храм искусства! Его так трудно покинуть!
Надежда не знала, для чего говорит все это. Казалось бы, какое ей дело? И мало ли какие обстоятельства могут быть у человека? Хотя… глаза чуть заплыли, прожилки на носу, белки глаз желтоватые… Зашибает бывший бас, ох зашибает.
– Вы не понимаете почему? Сначала я так и поступил – пошел работать капельдинером, но вы только представьте – каждый вечер какая-нибудь пожилая любительница оперы непременно подходила и начинала ахать: «Неужели это вы! Что с вами случилось? Может ли такое быть! Лев Зайончковский – и работает капельдинером?! Какое падение!» Жалость унижает, знаете ли.
– Да, пожалуй… – вздохнула Надежда, опуская в карман дворницкого фартука денежную купюру, которую бывший бас принял весьма благосклонно. – Что ж, не буду унижать вас жалостью. Значит, вы говорите, что на месте мастерской «Реноме» теперь этот балаганчик… то есть ресторанчик?
– Совершенно верно! – и дворник продолжил подметать двор, негромко напевая себе под нос: – Погибает в общем мненье, пораженный клеветой…
Надежда вошла в ресторан и огляделась: помещение оказалось небольшим, простые кирпичные стены были сплошь увешаны старыми черно-белыми фотографиями советских артистов и эстрадных певцов. Она узнала Любовь Орлову, Лидию Русланову и Клавдию Шульженко.
Девушка-метрдотель проводила Надежду Николаевну к свободному столику (кстати, все столики были переделаны из старых швейных машинок «Зингер»), оставила меню и ушла.
Надежда присела, рассматривая фотографии на стене: Янина Жеймо в фильме «Золушка», Людмила Гурченко в «Карнавальной ночи», еще какие-то малознакомые актрисы советского кино. Внезапно ее внимание привлекла одна фотография. Лицо актрисы на ней показалось смутно знакомым – наверняка Надежда видела ее в каком-то фильме, но явно не в главной роли.
Что несомненно узнала Надежда Николаевна, так это пальто, в котором актриса была на снимке. Пышный шалевый воротник из черно-бурой лисы, стильный покрой, выгодно облегающий фигуру женщины… То самое пальто, которое Надежда видела на таинственном бомже и которое позднее на ее глазах выкинули в мусорный контейнер, только новое и красивое. И пуговицы – те самые, из резной кости…
