Маман Ботаника уже заметила нас, и было такое ощущение, что она плывет по коридору в нашу сторону, а весь пролетариат расступается перед ней. Честно, даже я почувствовала себя неуютно.
— Здравствуйте, — сказала Гражина Эдуардовна.
Я кивнула, а Леша ответил:
— Добрый вечер.
— Ночь, — поправила его маман Ботаника и спросила: — Где мой сын?
Ответа на этот вопрос мы, к сожалению, не знали. Только вот как сказать об этом?
— Послушайте… — с улыбкой начал Леша, но тут его прервали:
— Здрасьте.
Ботаник незаметно подошел, пока мы пялились друг на друга. Выглядел он совершенно здоровым, если не считать красной отметины, обвившей шею.
— Ванечка, как ты? — тут же переключила на него свое внимание Гражина Эдуардовна. — Думаю, тебе стоит вернуться на предыдущее место работы, там за три года не было подобных эксцессов, а тут за пару дней ты один раз не ночевал дома, никакого нормированного графика, переоделся в какие-то безвкусные вещи, а теперь еще на тебя напали.
Говорила она, не повышая голос, но все равно посторонние больничные звуки как будто отошли на второй план. Просто мастер, ей бы в адвокаты с такими талантами.
— Мама… — протянул Ботаник.
— Что? Считаешь, я не права?
— Мама! — уже громче сказал он. — Я никуда не собираюсь уходить! Мне двадцать шесть лет, и я сам вполне могу принять решение, где мне работать и чем заниматься!
Мы с Лешей переглянулись. Его лицо в этот момент выражало крайнюю степень удивления. Наверное, как и мое. Может, Ботанику все-таки довольно сильно попало по голове, что он так разговаривает?
— Парень, ты в норме? — не выдержал Леша.
— Да, сотрясения нет, а небольшая шишка не так страшно.
— Ты хоть представляешь, какие последствия может вызвать даже незначительный ушиб? — снова высказалась мисс «Врач от бога». — У тебя потом может начаться расстройство когнитивных функций…
— Мама, хватит! Все нормально, — по слогам произнес Ботаник. — Едем домой.
— Мы вас подвезем, — поднялась я.
Гражина Эдуардовна смерила меня презрительным взглядом, но кивнула.
— Ивонна Сигизмундовна, — остановил меня Ботаник уже на улице. — Я вам хотел кое-что показать, но телефон разрядился. Съездить к учительнице мы не успели, но я позвонил ей, и она прислала фото выпускного альбома. Качество там оставляло желать лучшего, но кое-что видно.
— В машине должна быть зарядка.
Я села рядом с Лешей спереди и подключила телефон Ботаника. Заряжался он медленно, все-таки это не розетка на двести двадцать.
В машине мы все молчали, пока не загорелся экран смартфона.
— Зайдите в галерею, последняя фотография, — сказал Ботаник.
Гражина Эдуардовна тяжело вздохнула, но промолчала. Леша уже остановился возле подъезда и наклонился ко мне, чтобы видеть экран.
Я увеличила фото, пытаясь разобрать надписи и лица, но качество действительно было хреновым. Ильченко нашла, Дмитрия нашла, вот и Егор какой-то, наверное, тот самый, Александр Мазур, остался только Ковалевский.
Есть!
А теперь стоп. Фото хоть и было смазано, но я не могла поверить своим глазам. Он мало изменился за эти годы, только появилась теперь легкая небритость и небольшие изменения в прическе.
— Охренеть… — выдохнула я.
— Что за выражения? — услышала за спиной, но сейчас было не до пререканий с чудо-мамой.
— Ивонна, в чем дело? — спросил Леша, не понимая, что меня так удивило.
— Мне он тоже показался знакомым, — сказал Ботаник, — но я подумал, что мог ошибиться, хоть на память никогда и не жаловался.
Теперь все начало становиться на свои места, и явное предупреждение от Михаила Гончарова уже не казалось таким непонятным. Только почему в школе Мажор носил другую фамилию? Ладно, даже полиция не смогла найти упоминаний о смене — такие люди деньгами убирают из баз все что угодно. Только следы всегда остаются: учителя, старые знакомые и те, кто стирал данные за немаленькие суммы.
— Нам с этой семейкой не тягаться, — вынесла я вердикт.
Как бы не хотелось торжества справедливости, хоть и не было фактов причастности Игоря Гончарова к смерти Лебедевой… Пока не было. Но если мы попрем против и дальше начнем копаться в этом деле, то со связями Мажора-старшего можем лишиться лицензий, а Леша — погон.
— И что будем делать? — спросил Ботаник.
— Для начала объяснить, какого хрена происходит, — Леше не нравилось, когда он что-то не понимал.
— Это сын Михаила Гончарова, — внесла я ясность, и бывший тоже протянул:
— Охренеть…
— У меня есть идея, — вдруг сказал Ботаник, на что его маман, так и не вышедшая из машины, снова тяжело вздохнула. — Только нам понадобиться помощь.
Я улыбнулась. Из него выйдет толк. Я даже не удивлюсь, если он сейчас озвучит мою мысль. Не можешь действовать по закону — устрой диверсию.
На этот раз Гражина Эдуардовна не выдержала:
— Ванечка, тебе надо отдохнуть, да и поздно уже. Твои коллеги, наверное, устали.
Пожалуй, она права, тем более мне надо подумать. Желательно в одиночестве.
— До завтра, — сказали мы с Лешей почти одновременно и через несколько секунд услышали, как хлопнули дверцы.
Бывший завел мотор и поехал в сторону моего дома.
— Что придумала? — спросил он.
— Давай утром. А ты сейчас едешь домой, — я положила руку ему на плечо, и Леша повернулся ко мне. По его лицу нетрудно было догадаться — он уже понял, что я хочу сказать. — Заигрались мы в «ничего не значит».
— Я тебя понял.
Не ожидала, что все будет так просто, но так даже лучше. Разошлись полюбовно, так сказать, без сложностей, скандалов и битья посуды. Даже как-то на нас не похоже.
Я вышла из машины и направилась к подъезду. Все правильно, так и надо. Только почему тогда так хреново? Ладно, пройдет. В прошлый раз было хуже.
Квартира показалась какой-то пустой. Наверное, за последние дни я привыкла к толпе народа, хоть и выгоняла всех, но скорее из вредности. Даже этого пушистого засранца не хватало. Включив телевизор, чтобы разбавить звенящую тишину, легла на диван. Сон не шел, мыслей тоже не было.
Дождавшись, когда начнет светать, я все-таки поднялась и сделала кофе.
До Гончарова не добраться, Лебедевой уже не помочь, только ставить себя и Ботаника под удар. Может, нахрен все это? Но, конечно, как дитя Фемиды, пусть и внебрачное, я не могла оставить все как есть.
Сделав последний глоток кофе, приняла душ и оделась. Уже по какой-то непонятной привычке открыла холодильник, собираясь насыпать корм Тимоше, но потом чертыхнулась. Становлюсь какой-то сентиментальной тряпкой!
